– Что все это значит? Я не понимаю, зачем нужно было приводить в наш дом этих незнакомцев. Ты хочешь, чтобы мы унизились до того, чтобы советоваться с подобными людьми о частных делах нашей семьи? – натянуто поинтересовалась мать, не сводя с дочери пронизывающего взгляда. Она сидела неподвижно, ни разу не пошевелив даже мизинцем.

– Матушка, не будьте грубы. Господин Энокидзу здесь по моему приглашению.

– Я прекрасно об этом осведомлена.

– О чем… – сидевший до этого молча доктор наконец заговорил; для пожилого человека голос у него оказался неожиданно высоким. – О чем тебе рассказать, детектив‐сан? – Он по-стариковски склонился на сторону и отвесил нижнюю челюсть. – Как видишь, у нас здесь довольно пустынно – как говорится, в этих стенах раздается только голос кукушки. Сегодня у нас не приемный день. Да и к тому же у нас нет новых пациентов. Наши медсестры работают посменно, так что сегодня в клинике присутствует только одна из них. А наша единственная госпитализированная пациентка, которая тоже сейчас находится в клинике, – это женщина на последнем месяце беременности. Считай, я не врач, а повивальная бабка. Как это глупо, – усмехнулся он сам над собой, а затем громко рассмеялся.

Его жена, которая так и сидела не шелохнувшись, строгим тоном оборвала его смех:

– Разве можно говорить подобное посторонним людям?

– Да какая разница? Это ведь правда. У меня полно свободного времени. Я отвечу на твои вопросы, господин детектив.

Энокидзу улыбнулся и заговорил прежде, чем жена доктора вновь вмешалась:

– На первый взгляд эта клиника кажется очень большой, и здание просто роскошное. Но вы тем не менее занимаетесь только акушерством и гинекологией?

– Ну-у, не суди по внешнему облику. До войны мы занимались хирургией, терапией, педиатрией – всеми направлениями. Но, видишь ли, в войну у нас забрали всех наших врачей. А потом начались бомбардировки. Практически всё в этом районе сровняли с землей…

Пожилой мужчина сузил свои и без того узкие глаза, и они еще глубже ушли в мясистые складки его лица.

– Они сбрасывали на жилые дома зажигательные бомбы – варварский метод ведения войны. Из-за этого начались пожары. Но у американцев, видимо, была плохая разведка: они по ошибке решили, что наша клиника – это военный объект. Так что они сбросили на нас бомбы. Попали в два из трех наших зданий. Стены все еще стоят, но внутри они почти полностью выпотрошены и совершенно непригодны к использованию. Мы не смогли их отремонтировать, да и что можно было сделать в послевоенные годы? Немного, вот что. Так вот, они до сих пор в таком виде. Все, что было в наших силах, – это привести в порядок жилые помещения и одно здание, которому был нанесен относительно небольшой урон, – то самое, через которое вы сегодня пришли.

– Почему вы выбрали акушерство и гинекологию, а не хирургию или терапию?

– Семья Куондзи в течение многих поколений занималась акушерством и гинекологией, – холодно ответила Кикуно Куондзи.

Доктор фыркнул.

– Ну, вообще-то, я начинал как хирург. Но ты тоже взялся бы за гинекологию, будь ее альтернативой безработица. Экономический кризис пощадил только гинекологию и похоронное дело. Так что остается либо провожать людей на тот свет, либо принимать их на этом.

Он поджал губы, а затем снова громко рассмеялся. На этот раз его жена не стала его останавливать и просто пристально на него посмотрела. Дождавшись, когда он перестанет смеяться, она продолжила своим прежним строгим тоном:

– С тысяча семьсот семнадцатого года и до Реставрации Мэйдзи в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году врачи из семьи Куондзи оставались преданными придворными лекарями клана одного могущественного даймё, пользуясь его безграничным доверием. Даймё взял нас под свое покровительство после того, как врач из семьи Куондзи помог благополучно появиться на свет его наследнику после сложной беременности его супруги.

– Даймё с острова Сикоку, верно?

– Сануки[82].

– Кстати, вы когда-нибудь ездите в семейные путешествия?

Застигнутая врасплох неожиданным вопросом Энокидзу, хозяйка дома не сказала ничего из того, что собиралась произнести, и удивленно на него посмотрела.

За нее ответил доктор Куондзи:

– С тех пор как закончилась война, такого не случалось. Думаю, что в последний раз мы куда-либо отправлялись в тридцать девятом или сороковом году. Я помню, что это были трудные времена – все старались жить экономно из-за войны с Китаем. Если память мне не изменяет, мы ездили на горячие источники в Хаконэ.

– Вы помните эту поездку, госпожа? – спросил Энокидзу, поворачиваясь к Рёко.

Она нахмурилась и, немного подумав, начала отвечать:

– Я…

– Она всегда была слишком слабой для путешествий, – вмешался ее отец. – Так что бедняжка всякий раз была вынуждена оставаться дома.

– Простите меня за бестактность, но в чем именно заключается болезнь вашей дочери?

– В чем именно, ты спрашиваешь… Я бы сказал, что во всем. У нее хилая конституция, можно так сказать. У нее легкая патология сердца, и она склонна к астматическим приступам. Ей строго запрещены любые физические упражнения. Кожа у нее тоже слабая и не выносит солнца. Вдобавок к этому у нее наблюдается дисфункция вегетативных нервов. Признаться, мне самому удивительно видеть ее такой здоровой, как сейчас. – Врач – ее отец – сообщил эти серьезные сведения с совершенно невозмутимым выражением лица.

Я посмотрел на Рёко Куондзи, испытывая смешанные чувства. Ее глаза были темны.

– Я могу умереть в любой момент, – сказала она неожиданно.

– Что же, – сказал Энокидзу, – полагаю, на этом можно закончить нашу светскую беседу. У моего помощника есть к вам несколько вопросов. Сэки-кун, если ты не возражаешь…

У меня возникло ощущение, что Энокидзу задавал исключительно не относившиеся к делу вопросы и оставил мне всю существенную работу. Но я не видел другого выхода, кроме как сделать все, что было в моих силах, чтобы подменить безответственного детектива.

Сначала я задал вопрос про ночь исчезновения – не будучи даже вполне уверенным, что это было именно то дело, ради которого мы сюда пришли.

– Наш дом, в котором живем мы с женой и Рёко – наше довоенное жилище, – до сих пор остается по большей части разрушенным. Конечно, мы восстановили всё, что смогли, однако это не слишком много. К тому же здесь довольно тесно. Мы постеснялись предлагать молодоженам жить вместе с нами, поэтому отремонтировали старое педиатрическое отделение и предложили им поселиться там. Думаю, немного позже Рёко проведет вас по клинике, и вы увидите, что оно довольно далеко отсюда. Если там выстрелить из пушки, здесь мы ничего не услышим. Так что я ничего не знал о произошедшем, пока утром не пришла Кёко.