как есть, война просто продолжится и люди так же продолжат убивать друг друга, – проговорила Витар, глядя в пространство.

– И ты предлагаешь убить их всех разом? – воскликнула Мора, отпрянув на несколько шагов назад.

– Какая разница, если результат будет одинаков? – Витар грустно усмехнулась. – Так они хотя бы умрут без мучений, а не от ран на поле боя или от взрыва бомбы.

– Но вдруг война все-таки закончится… – почти прошептала Мора.

– За столько лет не закончилась, а теперь возьмет и стихнет? – Айвор удивился, поняв, что слова принадлежат Фолкору. – Эта война завершится, лишь когда некому будет воевать.

Мора еще что-то пробормотала, но совсем-совсем тихо, так, что никто не услышал. Но этот толком не расслышанный шепот повис в воздухе немым укором.

– Айв, скажи хоть что-нибудь, – Витар посмотрела на него грустными и усталыми глазами, – в конце концов, только ты сможешь активировать заклинание правильно.

«Только ты станешь убийцей», – слышалось в ее словах.

Ему хотелось отвести взгляд, снова смотреть в потолок и ни о чем не думать. Или погрузиться в создание артефакта, но Сердце уже было закончено. Вновь почему-то вспомнился могильник уничтоженных кораблей. Та девушка, которая ненавидела его так сильно, что мечтала убить. Огромная воронка от взрыва вместо дома.

– Прости, – глаза Витар были все такими же усталыми и грустными, но понимающими, – у меня не хватит духу. Я хочу верить, что у этого мира еще есть шанс. Что, может, кто-то придумает другой способ. Поэтому я не активирую заклинание и оставлю границы миров открытыми.

Айвор ожидал увидеть разочарование, но все вздохнули с облегчением. Витар улыбнулась, подошла и положила руку ему на плечо.

– Когда ты так говоришь, я тоже в это верю. И буду верить, когда мы уйдем.

«Я не хочу, чтобы ты становился убийцей», – слышалось в ее словах.

– Я придумала тебе имя, – сказала она позже, когда Айвор уже завершал приготовление портала и руки его едва заметно дрожали то ли от нервов, то ли от мандража, – как тебе «Дейфрит»?

Глава 7

Пути и перепутья

Мне снился бесконечно долгий сон. Будто целая жизнь пронеслась перед глазами, и вот, когда я уже почти слился с ней, почти расстался с собственным я, сон оборвался. И тут же забылся после пробуждения. Одной части меня было жаль, что с этим сном ушло из памяти и что-то важное. Другой же – казалось, что я чудом спасся.

Больше уснуть я не смог, лежал и смотрел в потолок, разбитый, почти уничтоженный громадой прошедшего сна. Видимо, так по-дурацки действовало на меня то, что сегодня – да, скорее всего, уже сегодня – начиналось мое путешествие по спасению мира.

Только чуть больше недели назад уехали последние гости, остававшиеся в замке после празднования Солнцестояния и «пришествия избранного» заодно, а уже сегодня из замка выпихивают и меня. Конечно, сроки были оговорены давно, и я сам виноват, что потерял счет времени, но неужели прошло целых три месяца? Не верится даже.

Я продолжал лежать и смотреть в потолок, но вдруг задумался о том, что в комнате странно светло. Ночи здесь были звездные, да и местная луна казалась несколько больше нашей, но все же…

Поглядев в окно, я понял, что поторопился с выводами. Я не проснулся. Совсем нет.

Луны оказалось две. Одна большая, круглая, золотистая, вторая – ее бледная тень, маленькая призрачно-синяя, словно блик на стекле. Странно.

Окно оказалось не окном, а стеклянной дверью, в которую я зачем-то вышел, хотя не помнил даже, чтобы вставал с кровати. Дверь тут же исчезла, стоило ей закрыться за мной, но это меня уже не удивило.

Вокруг был сад, но не тот, что около Сторградского замка. Трава здесь была белой и излучала мягкое серебристое сияние, покачиваясь на легком ветру. Кроны деревьев – нежно-фиолетовыми, пурпурными и синими, светящимися. На ветвях тут и там сидели птицы, тоже странные. Подойдя ближе к одной из них, я заметил, что клюв и лапы у нее механические, металлические, а вот перья настоящие. Какие-то из птиц пели, но не обычными птичьими голосами, а звуками арфы, скрипки или флейты. И все же они казались живыми, эти полумеханические птицы, слишком осмысленными были их глаза.

Одна птица вспорхнула с ближайшей ко мне ветки и словно бы поманила за собой. По крайней мере, я так это почувствовал. И пошел за ней в глубину одной из аллей. Не ошибся. Там меня уже ждали.

– Ты очень долго и громко думаешь, – сказал мне женский голос, мягкий, плавный, спокойный.

В этом саду, несмотря на всю его освещенность, находилось достаточно места теням. В одной из таких теней, укрывшись ей, как плащом, как раз и стояла та, что заговорила со мной.

– Это упрек? – уточнил я.

– Нет, – ответила она, – долго – в смысле обстоятельно, с полной отдачей процессу. Это даже хорошо. А громко… ну, можно и потише.

– Так многие говорят, – согласился я, – я работаю над этим.

Она усмехнулась, но промолчала. Ждала вопроса. Нет, скорее ответа. Подобные ей всегда больше любят ответы. Возможно, потому что люди упорно заваливают их вопросами.

– Ты Эрна? – вышел полувопрос-полуответ.

– Можешь звать меня так, – согласилась она.

– У тебя много имен?

– Как и у всех божеств, но я рада, что ты назвал это, – усмехнулась она. – Пройдемся?

Это приглашение я тут же принял. И мы пошли рядом: я по освещенному краю дорожки, она – по темному центру. Нас разделяло меньше чем полметра, но отчего-то даже мысль о том, чтобы преодолеть это расстояние и взглянуть ей в лицо, казалась мне странной.

– Это место – моя давняя фантазия, – ответила она на незаданный вопрос, – тогда я еще не умела, да и не хотела представлять все правильно. Она очень наивная, эта фантазия, но мне все равно нравится.

Эрна улыбнулась. Я по-прежнему не видел ее лица, но все-таки знал это. Как, например, она знала то, что мне нравится это место. А я знал, что она знала… и так далее, далее, далее.

– Спрашивай все, что хочешь спросить, – благосклонно разрешила она, – но не надейся, что мои ответы тебе понравятся и полностью удовлетворят твое любопытство.

Я пожал плечами, принимая правила ее игры. Пусть так. Пусть хотя бы так.

– Почему именно я? Почему ты выбрала меня? – начал я.

– На первый вопрос есть множество ответов, на второй – ни одного. Ты – потому что это не мог быть никто другой. И ты поймешь почему, но в свое время. Потому что иначе ты мне