и «свои», и «чужие» с одинаковой вероятностью могли переродиться на Нумерованной планете. Или быть скормлены ей. Айвора пугало, что ученые смогли вмешаться в такой процесс, как жизнь и смерть. Даже из смерти они извлекли выгоду, превратив ее в энергию, топливо, корм.

Чем больше Айвор об этом думал, тем больше ему казалось, что предок его соврал, сказав, что на планете для кого-то не хватит места.

– Тебе не кажется, что это неправильно? – спросил Айвор. – Вмешиваться в нечто такое. Создавать процесс сортировки.

– Ты еще слишком молод и идеалистичен, потому не понимаешь. Всегда приходится чем-то жертвовать, – отмахнулся отец.

– Кем-то.

– Не цепляйся к словам.

– Ты о миллионах жизней говоришь.

– Пойми, – отец вздохнул, устало садясь в кресло, – если бы мы этого не сделали, война бы не закончилась. Жертвы просто были бы бессмысленны, а так мы заставляем саму смерть работать на нас.

– Война не началась бы, если бы вы не сказали половине населения планеты, что не возьмете их с собой в лучший мир. Где бы вы вообще взяли энергию, если бы война не началась?

Айвору стоило только задать этот вопрос, чтобы сразу понять ответ на него. И почему раньше это не приходило в голову? Почему раньше заклинание, собирающее энергию, казалось следствием начавшейся войны. Но все было наоборот.

– Ты жалеешь тех, кто уничтожает нас? – Отец посмотрел на него пристальным тяжелым взглядом. – Ты жалеешь тех, кто сжигает наши города бомбами, которые пробивают даже самые прочные магические щиты и не оставляют никого в живых?

– Ты говорил, что щиты над нашими городами прочнее любых их ударов.

Отец скривился, словно от этого разговора у него разболелась голова, и продолжил только после недолгого молчания с явной неохотой:

– Они скопировали мою последнюю разработку. Кажется, даже усилили ее. Ничто из имеющегося у нас не сможет остановить такое. Поэтому планету нужно закончить как можно быстрее.

– Твою разработку, – тихо повторил он.

Айвор вспомнил каждую ночь, проведенную без сна под вой воздушной тревоги, под грохот разрывающихся в небе снарядов. Ночь окрашивалась алым, белым и золотым, словно звезды врезались в купол над городом, стремясь уничтожить его в своей предсмертной ярости. Отец смотрел на него, и Айвор видел в его глазах отражение того же огня. Золотого беспощадного света, выжигающего все живое.

– Ты создал оружие, а теперь хочешь сбежать в страхе оттого, что оно сожжет не чужой дом, а твой собственный, – кривая улыбка прорезала губы. – Думал, смог приручить смерть и натравливать ее на кого тебе угодно? Ты жалок.

Удар обжег все тело разом. Отец был плохим бойцом, но Айвор не стал защищаться. Белый свет на мгновение ослепил его вместе с оглушающей болью, но Айвор смог подавить боль.

– Я ухожу.

– Отлично, – отец равнодушно махнул рукой, – съезди домой, остудись.

– Я ухожу навсегда.

– Это ты сейчас так думаешь.

Когда Айвор ехал домой спустя почти полгода отсутствия, его не покидало чувство неясной тревоги. Он никогда не думал, что, уехав, будет так скучать и чувствовать себя таким счастливым, хотя каждый раз все происходило одинаково. Фрит с радостным визгом неслась к нему навстречу, тревожа мертвую тишину улицы. После она прямо с разбега прыгала ему на шею, начинала, сбиваясь, рассказывать обо всем, что успело произойти. Ему нравилось ловить усталый взгляд матери, которая ждет у входа в дом, прислонившись к дверному косяку.

Иногда удавалось увидеть друзей. Их разбросало по полям сражений. Мора и Фолкор хотя бы работали в одном военном госпитале, находившемся не так далеко от города. А вот Витар он не видел с того момента, как она окончила академию.

Хотя из последних сводок новостей, которые долетали до Айвора несколько дней назад, он знал, что гарнизон Витар вроде как находится где-то неподалеку.

«Может, удастся встретиться с ней хотя бы ненадолго», – подумал тогда он.

На самом деле думать, конечно, стоило о другом. Например, о том, что дислокация гарнизона свидетельствует о приближении линии фронта. Опасном приближении.

Он подумал об этом, лишь когда небо разрезала вспышка. Разрезала, вспорола, пустила кровь. Ослепительно яркий свет заполнил собой мир от одного края горизонта до другого, в белой тишине, повисшей на бесконечные мгновения, можно было захлебнуться, можно было утонуть в ней и сойти с ума от предчувствия неминуемого, а после с оглушительным грохотом раскалывающейся надвое земли обрушилась тьма.

Солнце безжалостно жгло серую, испещренную трещинами землю. Айвор стоял и смотрел бесцветными глазами на изломанный мир. Его родного города, покрытого пылью и копотью, тихого, полуживого, больше не было. Была свалка – могильник погибших кораблей. Теперь весь город обратился в нее. Он лежал в руинах, разлагаясь под лучами палящего солнца, как выброшенный на берег кит. Как упавший с неба крейсер.

Едва выбравшись из искореженного взрывной волной транспортного крейсера, Айвор побежал к дому. Улица, по которой он часто возвращался из школы, сильно пострадала. Пришлось пробираться сквозь обломки рухнувших многоэтажек только затем, чтобы, вывернув из-за последнего покрытого копотью фрагмента, замереть.

Айвор забыл, как дышать, забыл, что ему вообще нужно дышать.

От его дома не осталось ничего. Вместо целого района зияла дыра. Прожженное пятно. Уродливая рана на теле города, оказавшаяся для него смертельной.

Воронка от взрыва была такой глубокой, что, стоя на ее краю, Айвор не видел дна. Лишь горы пепла, летавшего по воздуху хлопьями. Ноги подкосились, и он упал на колени, на этот проклятый темно-серый пепел. В воздухе стоял невыносимый запах гари, боли и смерти. Воронка перед глазами ширилась и росла, щерилась хищным оскалом. Она будто собиралась вот-вот проглотить и его тоже.

– Айвор! – Чья-то рука рывком поставила его на ноги, оттянула от края.

Он отвел безучастный взгляд от недосягаемого дна воронки и увидел Фолкора. Бледный, усталый и измученный, но все же определенно живой.

– Наши войска не смогли полностью сдержать вражеские корабли, часть из них прорвалась в город, – заговорил Фолкор, будто стараясь подготовить Айвора к тому, что скажет после.

– Все силы они бросили на уничтожение ЦС, – продолжил за ним Айвор, даже почти не удивившись тому, как чуждо звучал его голос. Так, словно раздавался из-за могильной плиты. – Что с мамой, Фрит и Витар?

– Когда началась бомбежка, с эвакуацией Центрального Сервера возникли затруднения, и…

– Она не успела. – Айвор мог рассказать всю эту историю сам. Он видел картину боя так, будто она разворачивалась прямо перед его глазами.

Вот огромный, словно кит, крейсер летит к башне ЦС. Айвор слышал рокот его