Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько. Прошло. Времени? – голосом можно было заморозить половину Поднебесной. Ведь внутри иллюзии я сходил с ума и бился в стены собственного разума добрый десяток лет.
И теперь снова готов был утонуть в безумии от мысли, что здесь прошло столько же. Или больше.
Янли…
– Для тебя? Что ж. – Отец вроде бы не испытывал ни капли угрызений совести. – Для меня и твоих… сопровождающих – минута. Говорю же, быстро. Я предполагал, что пройдет хотя бы пять.
– Я бы спятил за пятьдесят лет в той бездне. Только мысли о Янли удерживали меня на плаву, – изо всех сил скручивая бешенство в тугой жгут и подчиняя его себе, как строптивую лошадь, выдавил сквозь зубы я.
– Если бы не удержали, тогда и смысла пытаться спасти твою женщину не было бы, – равнодушно пожал плечами отец. – Отдавать собственную вечность кому попало – не лучший выбор.
– Тебя не спросил. – Знаю, глупо и ребячливо, но фраза уже сорвалась с языка, и жалеть об этом я не стал. Хватало борьбы с другими чувствами и эмоциями.
– А зря. – Мой детский бунт развеселил родителя. – Впрочем, поздно обсуждать. Раз ты все решил и справился, возьми. – И протянул мне вишневую ветвь, отросток величиной с ладонь, отрезанный от дерева и непостижимо живой.
– Шенкай?! – Я неверяще заморгал, и в мою руку легла ветка дерева, преобразовавшаяся в гуцинь с узором из листьев и цветов на деке. – Твое духовное оружие?!
– Естественно. Иначе зачем бы я заставил тебя потратить десять лет совершенствования в иллюзии, если не для того, чтобы твоих сил хватило принять мое наследие? Цветные ядра у тебя, конечно, уникальны. Но пока ты достаточно разовьешь их и достигнешь хотя бы первоначально уровня Тиньмо – пройдут века. И трюк со свернутым пространством и иллюзией не поможет. Тысячелетнего демона сложно одолеть, даже будучи богом. Мне ли не знать… – Мне показалось, что отец ухмыльнулся, напрочь теряя облик возвышенного аскета. – А мир тоже не будет стоять на месте. Да и твоя жена… может не дождаться. Поэтому я избрал легкий способ и привязал тебя к родовому наследию. Было больно, да. Зато стремительно.
Больно?! Это он называет просто «больно»?!
Да я… там же… десять лет!
Спокойно, Юншен. Стоп. Главное… результат.
Шенкай. В моих руках. Свихнуться можно.
Одно из духовных орудий отца, легендарное «цветение». Сила, о которой я мог только мечтать еще лет… пятьсот.
Я покорил отца в иллюзии, хотя даже вспоминать не хочу, чего мне это стоило. Не мог не покорить, ведь если прекращал бороться – получал… наказание, судя по всему. То есть становилось еще больнее, чем во время безумной битвы. На таких условиях или умрешь, или справишься, третьего не дано.
Но я не думал, что наяву заполучу настолько сильный артефакт, да еще и полностью привязанный ко мне, покорный. Пребывая в той иллюзии, решил, что отец испытывал меня, желая, чтобы я развивал ядра… и я злился до черного марева в глазах – какого гуя!
Отец прав, даже самые развитые ядра не помогут мне в сражении с могущественным демоном.
Ядра не выручат. Зато Шенкай…
– Не зазнавайся и не вступай с ним в схватку, – напомнил отец, выдергивая меня из раздумий. – Мал еще. Но вот позвать и заставить выслушать – теперь сможешь. И считаться с тобой демону придется. Сперва напомни ему, что Цветочный павильон в зеркале пустует уже давно и, если кое-кто будет чрезмерно заносчив, у него появится время подумать о своем поведении. Технику запечатывания для успокоения души ты освоил. А Тиньмо, каким бы страшным он ни казался, больше всего боится скуки и одиночества. Если что – получаса заключения для него будет достаточно. Хотя дольше ты и не потянешь, о чем ему знать вовсе не обязательно. Смело обещай месяц.
– И действительно поможет? – неуверенно уточнил я и прикрыл глаза.
– Если не поможет, приду я и запечатаю Тиньмо на сотню лет. Но поверь, тебе не понравятся последствия родительского разочарования, – безмятежно ответил отец. А потом, вопреки образу просветленного небожителя, пакостно ухмыльнулся и добавил: – Ты выучил нужные техники. Иначе Шенкай просто не выпустил бы тебя из иллюзии. Значит, как преодолеть дорогу через царства демонов, ты знаешь. В домен не лезь. Достаточно встать на границе, сыграть малый призыв и позвать Владыку Бездны по имени. А дальше… договаривайтесь. Ищи, на что обменять жену или чем пригрозить. Кроме меня, конечно. Я – твой последний аргумент. Запомни.
– Не волнуйся… отец. Я с детства не привык полагаться на тебя, – не смог не уколоть я великого заклинателя. Сейчас, после стольких лет одиночества, любезность родителя воспринималась как искусная издевка. Даже несмотря на то, что он все же оказал мне услугу.
– Правильно делал, – абсолютно серьезно заявил небожитель и посмотрел на меня… странно. Я и не понял, что было в его глазах. Не гордость же? И не… нежность? Нет, невозможно. – Что ж. И впредь старайся рассчитывать только на свои силы. Не отказывайся от помощи, умей ее просить и принимать. Но полагайся всегда только на себя.
– Отец… – Похоже, я осмелел окончательно. – Почему ты… Ну, сейчас я вижу, что ты достаточно… э-э-э…
– Не мямли. – Усмешка на лице небожителя не была злой, скорее добродушной.
– Почему ты бросил нас? И меня, и матушку…
– Но твоя мать меня не любила. И я не смог ее заставить, – с каменным лицом проговорил отец, на миг избавившись от снисходительной улыбки.
– А я?! – Не удержался – и опять так глупо, по-детски.
– А ты… если бы я находился рядом, ты не стал бы тем, кем являешься теперь.
– Что за чушь! – Ярость ошпарила грудь, как кипяток. – Дурацкие бредни про трудности, которые закаляют?! Но это не работает, а…
– Разве ты что-то иное хотел услышать? Я думал, ты любишь подобные сентиментальности и «вечные изречения». Особенно от наставников и мудрецов древности. – Он снова незавуалированно издевался.
– Ты говоришь глупости. – Конечно, невероятно дико употреблять такие слова в разговоре с отцом, с небожителем… но я упрямо мотнул головой: не буду плести кружева вежливости вокруг того, что мне не кажется достойным. Ни за что.
– Возможно, – не спорил отец. И мирно добавил: – Но я не лгу. И повторюсь: ты не стал бы тем, кем являешься теперь. Ведь ты бы не выжил. Как твоя мать. Моя… слишком ненадежно спрятанная слабость стала очевидна тем, кто хотел навредить. Я уничтожил виновных. Однако она все равно умерла, и месть ее не вернула. А ты уцелел. Потому что был мне «безразличен». И