Нокс двигается так тихо, что я едва слышу, что он делает. Как будто его тело соткано из теней, а не только его сила, но время от времени раздается шорох ткани, тихий стук телефона, положенного на прикроватную тумбочку, и шелест бумаг, когда он убирает свои исследования.

И все же он ничего не говорит.

И все же, несмотря на то, что он уже знал, что я сделала, стыд держит мой рот на замке, когда открывается дверь в ванную и включается душ.

Я перевожу дыхание, которое задерживала, растворяясь в кровати с явным облегчением от того, что он не собирается заставлять меня говорить об этом или вставать с этой кровати и сталкиваться с фактом, что я отвратительна своим Привязанным.

Шум душа медленно убаюкивает меня, успокаивая настолько, что я наконец-то могу задремать. Я просыпаюсь от ощущения, что Нокс скользит на кровать рядом со мной, осторожно заключая меня в объятия, пока мы не обвиваемся друг вокруг друга. Как будто он не совсем уверен в том, что делает, или в том, правильно ли он это делает. Если бы я не была уже полностью разбита, это бы меня добило.

Из моей груди вырывается тихий всхлип, но он просто прижимает мое лицо ближе к своей груди, ровный стук его сердца под моим ухом — завораживающий звук, который снова погружает меня в сон.

Спустя несколько часов — сколько именно, я не уверена. Полная темнота в комнате Нокса дезориентирует. Я чувствую, как кровать снова прогибается, и приоткрываю один глаз, чтобы увидеть, как Норт забирается на нее.

Теневые существа вокруг нас больше не спят, все они внимательно наблюдают за ним, словно ожидая его удара, но он не тянется ко мне и не пытается заговорить каким-либо образом. Он просто молча ложится на кровать рядом с нами, пока, в конце концов, теневые существа не опускают головы и не засыпают.

Тишина тянется так долго, что я снова начинаю паниковать.

Думаю, именно эта паника, наконец, заставляет Норта заговорить. — Я знаю, каково это — убить кого-то непреднамеренно. Это тяжелый груз, Олеандр.

Если бы я еще не знала, насколько Нокс доверяет своему брату, данный момент подтвердил бы это, потому что он спит, слушая звук его голоса. Я не уверена, что он будет спать, слушая мой, поэтому вместо этого говорю с Нортом напрямую через нашу мысленную связь.

«Она заслуживала смерти. Мои родители — нет. Между ними есть очень большая разница, Норт. Я знаю, что это меняет…»

Он прерывает меня, и даже голос в его сознании звучит жестко: «Это ничего не меняет. Ни со мной, ни с остальными твоими Привязанными, которые сейчас в коридоре и чертовски волнуются из-за твоей реакции. Я недооценил, как ты отреагируешь. Это все моя вина. Все, что я сделал с тех пор, как ты вернула Нокса, — это все испортил».

Слезы наполняют мои глаза, но когда первая из них грозит упасть, он протягивает руку, чтобы подхватить ее. Даже в темноте комнаты я вижу боль в его глазах. Я хочу потянуться к нему, чтобы исправить это так же, как он уладил все страхи, боль и неприятности в моей жизни с того момента, как решил впустить меня.

А некоторые и задолго до этого.

Но я не хочу отстраняться от Нокса. Звук его сердцебиения — единственное, что удерживает меня сейчас от распада, и мне страшно отпустить его даже на минуту, но Норт знает.

Норт всегда знает.

Он кивает мне, не произнося ни слова, отдавая, отдавая и отдавая своему брату без вопросов и осуждения, отдавая ему все, что может, словно пытаясь заполнить пустоту. Он отдал бы все и мне. Даже в состоянии паники я не могу отрицать этого сейчас, когда он лежит здесь, рядом со мной. Он отдал бы все, пока у него не осталось бы ничего для себя, я уверена в этом.

Глава 18

Нокс

Я не люблю делить свою постель с кем-либо.

Из этого правила никогда не было исключения.

Мысль о том, что рядом с моим телом всю ночь будет лежать другое, вызывает отвращение, обнажает во всех худших смыслах, и я никогда не собирался рисковать тем, что мне приснится кошмар и мои теневые существа разорвут кого-то на части только из-за демонов в моей голове. Единственным человеком, которому я позволял входить в свои комнаты до всего этого дерьма со Связью, был Норт, и то только потому, что какая-то часть меня чувствует себя в долгу перед ним.

Он несет много груза на своих плечах, благодаря мне.

Единственная причина, по которой я позволил Олеандр спать в моей постели, как в особняке Дрейвенов, так и здесь, в Убежище, заключалась в том, что мои узы настаивали на этом. Я боролся с ними на каждом шагу. В конце концов, угрозы, которые они шептали мне, вещи, которые они обещали сделать, как только завладеют моим телом, — всего этого было более чем достаточно, чтобы я уступил в этом вопросе, приоткрыв дверь на самую малость, чтобы позволить ей заглянуть в пространство, которое я занимаю в этой темной адской дыре. Я был так уверен, что останусь тверд в своих убеждениях и не допущу ее в свою голову.

Я ошибался.

Я также рад, что ошибался.

Я просыпаюсь рядом с Олеандр, ее лицо повернуто к моему, даже когда Норт обернулся вокруг нее, как одеяло. Ее губы так близко к моим, настолько близко, что когда она вздыхает во сне, я чувствую ее дыхание, словно ласку на своей коже. Горловина рубашки, в которую она одета, низко натянута на ее теле и демонстрирует плавные линии шеи и плеч.

Я хочу испортить там кожу, пометить ее, убедиться, что, когда она выйдет из этой комнаты, все точно будут знать, кому она принадлежит. Я хочу держать ее здесь весь день, владеть ее временем, ее телом и каждой ее мыслью так, как она стала владеть моими.

Я хочу все это для себя, и мой брат, лежащий с нами в кровати, — единственное, что меня останавливает.

На телефоне меня ждет текстовое сообщение от Грифона — напоминание о том, что сегодня утром нас ждет дебрифинг по поводу встречи с лидерами Неодаренных. Я нашел более чем достаточно упоминаний о пустоглазых богах в новых документах, которые необходимо обсудить, поэтому, как бы я ни ненавидел сидеть и болтать о всякой ерунде, вместо