– Испуган, – пояснил Уолш. – Как ни крути, опасность ему угрожает нешуточная.

– По-моему, он в состоянии о себе позаботиться. Вон здоровенный какой.

Уолш трясущимися руками поднес к сигарете огонь.

– Нет, знаешь ли, даже твой брат не настолько здоров. До сих пор не могу поверить, что все это всерьез. Одним махом, одной поправкой к законодательству принудить всех вокруг плясать под свою дудку… А впрочем, к этому все шло уже многие годы – и вот он, последний шаг долгого пути.

– По мне, так скорее бы все это кончилось, – с тоской вздохнула Бетти. – Ведь не всегда же жизнь была вот такой! Повсюду только и разговоров что о политике! Помнится, когда я была маленькой, вокруг нее столько шуму не поднимали.

– В те времена это не считалось политикой. Вначале промышленники просто вдалбливали людям в головы: покупай, потребляй, покупай, потребляй, особенно сосредоточиваясь на волосах, зубах, запахе пота… а потом жители больших городов выстроили вокруг этой чуши целую идеологию.

Накрыв стол, Бетти принесла с кухни готовые блюда.

– То есть пуристское движение было начато… сознательно?

– Поначалу люди не понимали, насколько оно их захватит. Не думали, что их дети, став взрослыми, сочтут отсутствие пота под мышками, белизну зубов и красоту волос самыми важными вещами на свете. Вещами, за которые стоит сражаться и умирать. Вещами куда ценнее жизни тех, кто с этим не согласен.

– А натуралисты, значит, из сельских жителей?

– Да, из тех, кто жил вне больших городов и воспитывался на иных стимулах, – подтвердил Уолш, в раздражении покачав головой. – Невероятно… из-за каких пустяков люди готовы убивать себе подобных! Вся история человечества – сплошное кровопролитие, убийства, а из-за чего? Из-за какой-то словесной чуши, бессмысленных лозунгов, вдолбленных людям в головы извне – теми, кто сидит в сторонке и считает прибыли!

– Не так уж они бессмысленны, если люди в них верят.

– Да? Какой же смысл убивать человека из-за того, что у него галитоз?! Какой смысл избивать кого-либо до полусмерти за нежелание удалить потовые железы, заменив их искусственной системой выведения из организма продуктов жизнедеятельности? Мы на пороге очередной бессмысленной, никому не нужной войны. Оружия в штаб-квартире натуралистов запасено предостаточно, и все, кто погибнет, умрут так же, как если бы умерли за что-либо стоящее!

– Пора ужинать, дорогой, – напомнила Бетти, кивнув в сторону накрытого стола.

– Я не голоден.

– Прекрати дуться и ешь. Иначе заработаешь несварение, а это сам знаешь, чем может кончиться.

Да, Уолш это знал, и еще как. Несварение сделалось опасным для жизни. Стоит разок, не сдержавшись, рыгнуть в присутствии пуриста, и тебя ждет схватка не на жизнь, а насмерть. Тем, кто отрыгивается, и тем, кто не терпит отрыжки, давно уже не ужиться в одном мире друг с другом. В один прекрасный день тем или другим пришлось бы сдаться… и вот этот день настал. Поправка принята, а значит, время натуралистов на исходе.

– Джимми сегодня задержится допоздна, – сообщила Бетти, наполняя тарелку каре ягненка, зеленым горошком и кукурузой под белым соусом. – У пуристов празднества. Речи, парады, факельные шествия… Пожалуй, и мы с тобой могли бы сходить, поглядеть, а? – мечтательно добавила она. – Красиво, наверное: огни, песни, марширующие колонны…

– Ступай, – безучастно, без разбора поглощая еду, откликнулся Уолш. – Ступай, полюбуйся.

Не успели они покончить с ужином, как входная дверь распахнулась настежь и в квартиру энергично, уверенно вошел Карл.

– Мне оставили? – во весь голос осведомился он.

Бетти, в изумлении подняв брови, приподнялась с кресла.

– Карл! Ты… от тебя больше не пахнет!

Карл, плюхнувшись в кресло напротив, потянулся к блюду с каре ягненка, но тут же опомнился и элегантно положил себе на тарелку лишь один, самый маленький ломтик, прибавив к нему скромную, крохотную порцию зеленого горошка.

– Да-да, я голоден, но не слишком, – признался он и аккуратно, беззвучно принялся за еду.

Изрядно опешивший, Уолш замер, не сводя с него глаз.

– Что с тобой, черт побери, стряслось? – спросил он. – Волосы… зубы, дыхание… что ты с собой сотворил?!

– Партийная тактика, – не поднимая взгляда, пояснил Карл. – Предпринимаем стратегическое отступление. Перед лицом этой Поправки опрометчивые движения – дело бессмысленное. Мы, провались оно все, не намерены шею под нож подставлять!

Сделав паузу, он отхлебнул еле теплый кофе.

– Говоря начистоту, мы уходим в подполье.

Уолш медленно, машинально опустил вилку.

– То есть драться вы не намерены?

– Шутишь? Ясное дело, нет! Это же самоубийство чистой воды, – пробормотал Карл, воровато оглядевшись по сторонам. – Теперь слушайте. Я соответствую требованиям Поправки Хорни целиком и полностью. Перед законом по всем статьям чист. Явятся копы разнюхивать, держите язык за зубами. Поправка предусматривает право отречься от былых заблуждений, а с юридической точки зрения именно так мы и поступили. Вроде бы отреклись, и теперь нас никто пальцем тронуть не может… но лишнего лучше все-таки не болтать. Глядите! – добавил он, выхватив из кармана небольшую синюю карточку. – Членский билет партии пуристов. Оформлен задним числом: мы к любому исходу подготовились заблаговременно.

– О, Карл! – в восторге воскликнула Бетти. – Я так рада! Теперь ты выглядишь… просто восхитительно!

Уолш молча опустил взгляд.

– Что с тобой? – визгливо, повысив голос, заговорила Бетти. – Ты ведь этого и хотел! Хотел, чтобы дело закончилось миром, без крови, без убийств… похоже, тебе ничем не угодить! Сам хотел этого – и все еще недоволен! Чего тебе, скажи на милость, еще не хватает для счастья?

Внизу, у подъезда, раздался шум двигателя и скрип тормозов. Карл, подхватившись, выпрямился, побледнел, как бумага, – и наверняка вспотел бы, да только уже не мог.

– Полиция Конгруэнтности, – глухо пояснил он. – Главное, сидите смирно, не дергайтесь: проверят в обычном порядке и уберутся.

– Ой, мамочки, – ахнула Бетти. – Надеюсь, они здесь ничего не сломают. Может, мне лучше сходить сполоснуться?

– Не дергайся, – цыкнул на нее Карл. – У них нет повода нас в чем-либо подозревать.

Первым в распахнувшуюся дверь ворвался Джимми. За его спиной грозно возвышались патрульные в зеленых мундирах Полиции Конгруэнтности.

– Вот он! – завизжал Джимми, ткнув пальцем в сторону Карла. – Активный натуралистский функционер! Понюхайте, как от него несет!

Полицейские расторопно обступили стол, наскоро осмотрели Карла, замершего с вилкой в руке, и отодвинулись в стороны.

– По́том не пахнет, – возразил полицейский сержант. – Изо рта тоже. Волосы густы, опрятно уложены.

Повинуясь его кивку, Карл широко раскрыл рот.

– Зубы белые, как следует вычищены. Ничего неприемлемого. Все в норме.

– Умно, умно, – прошипел Джимми, смерив дядюшку испепеляющим взглядом.

Тот стоически опустил взгляд и, не обращая внимания на племянника с полицейскими, продолжил ужинать.

– Очевидно, ядро натуралистского сопротивления мы ликвидировали, –