сказал сержант в микрофон шейной гарнитуры. – По крайней мере, в этом районе организованного противодействия не наблюдается.

– Прекрасно, – отозвалась гарнитура. – Еще недавно ваш район был оплотом натуралистов… однако подразделения принудительной пурификации мы к вам направим немедленно. Процедуру необходимо начать как можно скорее.

Тут один из копов обратил внимание на Дона Уолша, потянул носом и, вмиг посуровев, окаменел лицом.

– Фамилия? – рявкнул он.

Уолш послушно назвался.

Полицейские, насторожившись, подступили к нему.

– Запах пота есть, – отметил один. – Однако волосы полностью восстановлены, прическа в пределах нормы. Откройте рот.

Уолш разинул рот во всю ширину.

– Зубы белы, чисты. Но…

Коп потянул носом, принюхался.

– Легкий галитоз… желудочной разновидности. Ничего не пойму. Кто он, натуралист или нет?

– Уж точно не пурист, – рассудил сержант. – От пуриста не пахло бы потом. Раз не пурист, значит, натуралист.

К столу протолкался Джимми.

– Этот человек – всего лишь попутчик. К партии не принадлежит.

– Ты его знаешь?

– Да, он… он мне родня, – признался Джимми.

Полицейский сделал пометку в блокноте.

– То есть водил шашни с натуралистами, но до конца не дошел?

– Да, вроде как сидит верхом на заборе, – подтвердил Джимми. – Ни туда, ни сюда. Этакий квазинатуралист. Однако его еще можно спасти: до уголовного дела доводить не стоит.

– Значит, рекультивация и устранение выявленных несоответствий, – подытожил сержант и захлопнул блокнот. – Ладно, Уолш, собирайте вещи, идем. Согласно Поправке, такие, как вы, подлежат принудительной пурификации, а стало быть, не будем зря терять времени.

Уолш с маху заехал сержанту в челюсть.

Оглушенный неожиданным ударом сержант нелепо взмахнул руками и рухнул навзничь. Остальные копы поспешно выхватили оружие, заорали, засуетились, в суматохе мешая друг другу. Бетти отчаянно завизжала. Джимми закричал тоже, однако его пронзительный крик утонул в общем гвалте.

Уолш, подхватив настольную лампу, со звоном разбил ее о темя ближайшего полицейского. Лампы под потолком заморгали, погасли, и в комнате воцарился полный хаос: казалось, на разные голоса вопит сама тьма. Столкнувшись с кем-то, Уолш наугад ударил вперед коленом. Подбежавший со стоном осел на пол. Слегка заплутавший в толчее, Уолш ощупью отыскал дверь, дернул ее на себя и вывалился наружу, в общий коридор.

Стоило ему подбежать к лифту, из квартиры выглянул Джимми.

– Зачем ты, зачем?! – жалобно, во весь голос запричитал он. – Я же все устроил – тебе нечего было бояться!

Дверца лифта захлопнулась, кабина устремилась вниз, к первому этажу, и тонкий, металлический голос Джимми утих. По коридору гулким, зловещим эхом разнесся топот полицейских, не без опаски выскользнувших в коридор следом.

Уолш взглянул на часы. Скорее всего, минут пятнадцать, а то и двадцать, у него есть, а затем его схватят: поимки не избежать… Набрав полную грудь воздуха, он вышел из лифта и как можно спокойнее двинулся в дальний конец коридора, мимо темных витрин магазинов коммерческого этажа.

Войдя в приемную, он обнаружил, что кабинет Чарли ярко освещен, робот оживленно беседует с посетителем, а на диване дожидаются своей очереди еще двое. Однако, едва взглянув Уолшу в лицо, робот сразу же махнул ему рукой, приглашая войти.

– В чем дело, Дон? – без тени улыбки спросил он, кивнув в сторону кресла. – Присаживайся, расскажи, что тебя так взволновало.

И Уолш без утайки рассказал ему обо всем.

Выслушав рассказ до конца, робот-психоаналитик откинулся на спинку кресла и негромко, почти беззвучно присвистнул.

– А это, Дон, уголовное преступление из разряда особо тяжких. Согласно новой Поправке, карающееся заморозкой.

– Знаю, – подтвердил Уолш.

Странно, однако случившееся не пробудило в нем никаких чувств. Впервые в жизни неуемный вихрь эмоций утих, мятущиеся мысли вымело из головы подчистую. Он просто слегка устал, вот и все. И все!

Робот задумчиво покачал головой:

– Итак, Дон, вот ты наконец и спрыгнул с забора. Тронулся с места, а это уже кое-что.

Поразмыслив секунду, робот вынул из ящика стола отрывной блокнот.

– Полицейский фургон уже здесь?

– Входя в приемную, я слышал вдали сирены. Видимо, скоро будет.

Робот встревоженно забарабанил стальными пальцами о роскошную полированную столешницу красного дерева.

– Видишь ли, внезапное избавление от социальной пассивности знаменует момент психологической интеграции. Ты ведь более не колеблешься, так? Выбор сделан?

– Сделан, – подтвердил Уолш.

– Прекрасно. Что ж, рано или поздно это должно было произойти. Жаль только, обернулось не лучшим образом…

– А мне нисколько не жаль, – возразил тот. – Другого пути не было, теперь-то я это вижу. «Колеблющийся» – вовсе не обязательно нечто негативное. Не видеть смысла в лозунгах, партийных организациях, общепринятых убеждениях и человекоубийстве – все это тоже может быть убеждениями, которые стоит отстаивать, пусть даже ценой жизни. Раньше я думал, что у меня нет никакого кредо, но сейчас понимаю: есть. Есть, и весьма, весьма твердое.

Однако робот, не слушая его, строчил что-то в блокноте, и наконец, поставив подпись и дату, привычным движением оторвал страницу от корешка.

– Держи, – велел он, энергично протягивая листок Уолшу.

– Что это? – удивился Уолш.

– Не хотелось бы, чтобы происшедшее помешало твоему излечению. Ты наконец-то очнулся от спячки, и нам нужно двигаться дальше, – уклончиво ответил робот и пружинисто поднялся с кресла. – Удачи, Дон! Бумагу покажешь полиции: со всеми вопросами пусть звонят мне.

Бумага оказалась – ни много ни мало – официальным поручительством от имени Федеральной психиатрической коллегии. Уолш в недоумении повертел ее в руках.

– Хочешь сказать, они прочтут это и отпустят меня подобру-поздорову?

– Ты действовал компульсивно, не отвечая за собственные поступки. Разумеется, без поверхностного клинического осмотра дело не обойдется, однако волноваться не о чем, – пояснил робот, ободряюще хлопнув Уолша по спине. – Теперь ты свободен. Это был твой последний невротический акт… выплеск сдерживаемого бессознательного – чисто символическое утверждение либидо без всякой политической подоплеки.

– Понятно, – протянул Уолш.

Робот уверенно, непреклонно подтолкнул его к выходу наружу и выщелкнул из металлической груди небольшой пузырек.

– Теперь выйди к ним и предъяви поручительство. А одну из этих пилюль прими перед сном. Ничего серьезного, всего лишь легкий седатив для успокоения нервов. Все будет в полном порядке. Надеюсь в самом скором времени увидеться с тобой вновь. Не забывай: у нас наконец-то наметился настоящий, осязаемый прогресс!

Сам не заметив, как, Уолш оказался снаружи, в ночной темноте. У подъезда жилого блока на фоне мертвого неба зловещей громадой чернел полицейский фургон. Поодаль, на безопасной дистанции, собралась толпа любопытствующих, безуспешно старавшихся объяснить себе, что происходит.

Машинально спрятав пузырек с пилюлями в карман пальто, Уолш остановился, вдохнул полной грудью ночную прохладу, студеную свежесть сгустившихся сумерек. В небе над головой холодно, отстраненно мерцали редкие бледные звезды.

– Эй! – крикнул один из полисменов, бесцеремонно направив Уолшу в лицо луч фонаря. – Кто такой? Подойдите