— Добрый вечер, — зловеще усмехнулся он.

— Привет. — Дронго даже не пошевелился.

— Вы могли бы встать, — обиделся Олвинг, — я намного старшевас, и потом, джентльмены так себя не ведут.

— А я не джентльмен, — огрызнулся Дронго, но все-таки встал.

Олвинг сел на стул и снова улыбнулся.

— Почему у вас такая неприятная привычка все времяулыбаться? — не выдержал Дронго.

— У вас тоже есть вредные привычки, — кивнул Олвинг,постукивая пальцами по столу.

— Какие, например?

— Говорить не правду.

— Мне начинает просто надоедать ваша подозрительность.

— Хорошо. — Олвинг достал фотографию из кармана. — Вы знаетеэтого человека?

— Конечно, не знаю. Кто это?

— Не лгите, — нахмурился Олвинг, забарабанив пальцами ещесильнее, — а еще хвалитесь, что не обманываете.

— Слушайте, что вам нужно, мистер Олвинг? У меня абсолютнаяфотографическая память. Я никогда не путаю лица. Если бы я знал этого человека,я бы вам обязательно сказал. Но я его не знаю.

— Это полковник Зелла Хетгесс из Восточной Германии.

— Первый раз вижу.

— Но вы отметили его фамилию в списке знакомых Ощенко.

В комнату почти бесшумно вошел Риггс.

— Я же не сказал вам, что в первый раз слышу. Ядействительно слышал такую фамилию, но не знаю этого человека в лицо. МистерОлвинг, скажите мне откровенно: вы знаете всех сотрудников вашей контрразведкив лицо?

— Своих — да, конечно.

— А он не мой сотрудник, — закричал Дронго, — и вообще неофицер КГБ. Я должен, по-вашему, знать в лицо офицеров монгольской иликубинской разведки тоже?

В комнате наступило неловкое молчание.

— Не надо так горячиться, — мягко произнес Риггс.

Олвинг, не оборачиваясь, убрал фотографию и достал другую,брося ее Дронго.

— А этого человека вы знаете? Это был Альфред Греве.

— Вы мне ее показывали два дня назад. — Дронго встал скровати. — Нет, я и тогда сказал вам, что его я тоже не знаю.

— Нам удалось выяснить некоторые подробности вашей операции.Истинные причины вашей настойчивости, — зловеще начал Олвинг.

Риггс за его спиной сел на стул, стоявший у дверей.

— Перебежчик обычно рассказывает все, что связано с егоосновной работой, — продолжал Олвинг, — он стремится в первую очередь выгоднопродать свой товар. А уже затем аналитики и психологи выдавливают из него всеего знания по крупицам. Вы считали, что Ощенко не вспомнит о Хетгессе, бежавшемдва года назад через Париж. Но он вспомнил.

Видимо, кроме него, никто не знал, где находится Хетгесс; абывший полковник «Штази» был, в свою очередь, единственным человеком, знавшимимя вашего «суперагента», того самого профессионала, который был заброшен вЗападную Германию в начале семидесятых. Чтобы исключить его разоблачение,российская разведка пошла на все. Они устроили проверку Стенюи с Эдит Либерман,застрелили Марию Грот в Брюсселе, здесь, я думаю, вы нам соврали, ее убивали,конечно, не вы лично. Затем смерть Любарского в Нью-Йорке. Попытка контактачерез Бетельмана. Вы пустили в ход все средства, чтобы не допустить провалаэтого «суперагента», но было уже поздно. Теперь нам известно все. Игразакончена, Дронго. Вы можете даже поехать домой. Вы уже никому не нужны. Вашезадание провалилось.

— Не понимаю, о чем вы? — спросил его Дронго.

— Охотно верю, — встал со своего места Олвинг, — вас моглине посвятить в детали этой операции. В любом случае она проиграна. Сначаланеудача с Либерман, которая уже давно наш агент, потом осечка вашей напарницыМарии Грот. И, конечно, отказ Эриха Хайнштока и Семена Бетельмана от сотрудничества.Вам фатально не везло на этот раз, Дронго. Вы проиграли вчистую.

В этот момент Дронго вспомнил слова Дмитрия Алексеевича:

«Когда вас окончательно прижмут и вам будет казаться, чтовсе потеряно, помните, у вас есть сверхзадача. Та самая, ради которой мыначинаем эту операцию. И которую вы не узнаете до тех пор, пока не окажетесь вбезвыходном положении. Только после этого мы сможем рассказать вам об этойсверхзадаче».

— А как со мной свяжется ваш человек? — спросил он тогда.

Дождавшись ухода Родионова, Дмитрий Алексеевич наклонился ипочти неслышно произнес:

— «Климат у нас нездоровый, и Дмитрий Алексеевичрекомендовал носить теплый шарф».

Сейчас, глядя на довольное лицо Олвинга, слушая еготоржествующую речь, Дронго вспомнил об этих словах генерала и немногоуспокоился.

Он сел на кровать и отвернулся. Олвинг вдруг неприятнорассмеялся и, бережно взяв фотографию Греве, положил ее в карман.

— Меня вы больше не интересуете, мистер Фридман, — явноиздеваясь, сказал он, — теперь вы будете беседовать только с господиномРиггсом. Я все ответы уже получил. Кэвин, — обратился он к Риггсу, —пожалуйста, потом заезжайте ко мне, — и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Дронго даже не повернул головы.

— Вы хорошо держитесь, — услышал он голос англичанина,внимательно смотревшего на него, — но Олвинг прав. Мы полностью переиграли вас,Дронго. Хотя это еще не конец. Американцы попросили нас помочь им, и мысогласились на встречу их представителя с вами.

Дронго ничем не выдал своей радости. Наконец-то он узнает,ради чего его посылали в командировку. Даже Альфред Греве был лишь частью этойоперации. Даже провал столь ценного агента не должен отвлекать его отсверхзадачи.

Однако сама встреча с представителем ЦРУ также не моглазаменить дела, ради которого он добровольно шел на свой арест. Сверхзадача быланастолько засекречена, что о ней знали только Дмитрий Алексеевич и тот человек,который передаст от него привет. Даже полковник Родионов не был посвящен вдетали этой операции, даже сам Дронго.

— Кстати, — заметил Риггс, доставая трубку, — вы написали,что в Нью-Йорке встречались с Любарским, вашим связным, и Бетельманом.

— По работе, да, верно.

— А не по работе?

— Там все указано. Я ничего не скрывал. У меня в Нью-Йоркеживет друг. И я там познакомился с одной молодой женщиной. Их имена и адресаесть в моих показаниях. Все, с кем я встречался в Нью-Йорке, там указаны.

— Верно, — кивнул Риггс, — только вы не знаете главного: ктоубил Любарского?

Он внутренне напрягся. Несмотря на прошедшие месяцы, онпо-прежнему помнил Лону и ее взгляд, брошенный на него перед отъездом. И«жучок», прикрепленный к столу, тоже помнил.