– Ради этого не стоит выходить из дому, – возразиля. – Полазить по известным сайтам, там есть вызов на дом.

– Это не такие!

– Все такие, – сказал я насмешливо. – Разницатолько в цене.

– Ну ты даешь… Ты чего? Есть и порядочные.

– Это которые совсем дорогие? Нет, Вован. Не пойду.

– Слушай, Виталий, ты совсем забурел что-то. Мы же раньшечаще виделись! Приходи, не пожалеешь. Это же твоя фирма. Увидишь, какуюконфетку мы из нее сделали.

– А при чем здесь фирма, если зовешь на свой деньрождения?

Он расхохотался в ухе.

– Да кому нужен Вован-посыльный? А вот к ВладимируАндреевичу, генеральному директору фирмы, придут такие люди, какие никогда быне явились к Вовану. Усек?

– Усек, – ответил я. – Ладно, уломал. Приду.Только, знаешь, одно условие…

– Принимаю, – сказал он мгновенно.

– Я еще не сказал!

Он захохотал:

– Все равно принимаю. Ты не потребуешь невозможного! Это я..гм… романтик.

– Ладно, романтик с большой дороги, – ответил я. –Если ты никому не скажешь, кто я. Просто твой школьный приятель – и все.Идет?

Он ответил еще быстрее, в голосе я уловил сдержаннуюрадость:

– Да я тебя за такое условие в жопу поцелую! Разве нерадость мне ходить петухом и распускать перья, как самому главному, важному ибогатому? А ты хоть бомжом прикинься, мне что?

– Нет, – сказал я, всерьез подумав, не прикинуться ли всамом деле для прикола. – Нет, бомжом не буду, а вот… да ладно, никем небуду. Просто твоим школьным приятелем.

– Заметано!

– Вот и хорошо, – сказал я. – Когда собираешьнарод?

– В пятницу часам к восьми. Чтобы успели после работыпомыться и накраситься заново. А в субботу отоспятся.

– На всю ночь нацеливаешься? Ладно, приду в половинедевятого.

– Все, жду!

Неизвестно зачем заглянул в квартиру к Анжеле. Потом ужесообразил, что как муху тянет на говно, так и человека иногда от слишкомсветлого и чистого тянет вываляться в луже.

Анжела на диване голая, ноги раздвинуты, старательномастурбирует чем-то оранжевым, взгляд устремлен на глазок вэбкамеры. Лицоперекошено наслаждением, как сказала бы моя бабушка – плотским, чтозначит – плохим, но хотя сейчас в это слово не вкладывают ничего плохого,все-таки все мои чувство говорят, что вот это, что делает Анжела, – плохо.И не столько что, а как. Мастурбировать все мы умеем, иногда приходится,но все-таки не зацикливаюсь, а вот она, похоже, уже зациклена. Если несдвинулась на этой почве.

Понаблюдал с жадным интересом, признаюсь, все-такипонаблюдал, однако попятился не потому, что вот такой весь из себя, а в самомделе стало как-то иначе, что ли, слов таких не знаю даже, почему вдруг решилбольше не смотреть, вышел из стены с пониманием, что больше не приду.Развратных девчонок хватает, смотрю на них с удовольствием, мне тоже от ихдоступности что-то да перепадает, с ужасом представляю тот мир, о которомговорила бабушка, когда ни поцелуя до свадьбы, но все-таки у человека есть нетолько гениталии.

Но настроение хреновое, какое-то смутное. Вернулся в машину,салон радостно принял меня, как верный пес, что нетерпеливо ждет обожаемогохозяина, мотор тихонько заурчал, я вырулил на главную дорогу, там через трисветофора поворот и еще десять минут катить по узкой улочке, заставленнойавтомобилями, к офису фирмы, в которой я глава и хозяин, а потом, не заходя внее – что я в ней не видел? – к Вовану на вечеринку.

Вован, насколько помню, жил с родителями в трехкомнатной.Довольно суровые и нелюдимые, хорошо ли примут вечеринку, я сильно сомневался,но, пока пробирался по забитым пробками улицам, Вован позвонил и сообщилликующе, что предков удалось спровадить на все выходные что-то там копать надаче, будь она неладна, сколько он там земли перелопатил, Суэцкий канал бы ужемог прокопать от Лондона и до Гондураса.

Грохот музыки я услышал, еще выходя из лифта. Дверь позвонку открыла яркая блондинка с глубоким узким разрезом почти до пупка, такчто тугие сиськи просятся высунуться в щель и уже почти-почти, я сразу жезасмотрелся, она окинула меня оценивающим взглядом.

– К Вовану?.. Вован, к тебе еще один!

Появился раскрасневшийся Вован, блондинка тут же удалилась,я проводил ее взглядом, Вован обнял меня, от него уже пахнет вином, сказалсчастливо:

– Жизнь – хороша!.. Пойдем, я тебя представлю.

– Не надо, – сказал я. – Ты же знаешь, я теряюсь,когда много народу. Лучше начну потихоньку из угла.

– Как знаешь, – ответил он, и снова я ощутил в его тонеоблегчение. – У всех своя манера развлекаться. У женщин, кпримеру, – закатить истерику…

В большую комнату он все-таки меня провел, чтобы неподумали, что я забрел случайно, но тут же оставил. Я устроился в угловомкресле, рядом на столике тарелка с орешками, Вован вскоре принес мне бутылкувина и фужер, я кивнул и, налив до половины, взял со скучающе-рассеянным видом.

Стол накрыт в большой комнате, а в двух других и на кухнерасставлены маленькие столики с шампанским, вином и коньяками. Везде открытыроскошные коробки с шоколадными конфетами. Их настолько много, что при одномтолько виде захотелось селедочки, хотя бы самой дешевенькой.

Люди яркие, даже мужчины, чувствуются люди с достатком.Некая аура солидности, обеспеченности. Даже от женщин веет уверенностью, ятаких побаиваюсь. Галочка была такой же уверенной королевой, я обожал ееиздали, но сразу трусливо отводил взгляд, стоило ей повернуться в мою сторону.А здесь все, как на подбор, такие уверенные и хищные…

Душа компании и вообще центр внимания – Эльвира, яркаяи остроумная, малость эпатажная, как в одежде, так и в поведении. Красивой неназовешь, но живость и блеск ума, что виден в каждой реплике, держат мужчинвозле нее, в то время как у Ляли и сиськи больше, и сама как куколка, но к нейстолько же внимания, как и к ее подруге Жене: у этой почему-тосмиренно-испуганный вид, всем улыбается виновато-застенчиво.

Еще заметна Ванда, ее как будто выдернули из деревни, гдевсе встают затемно, кормят скотину, а потом в поле под жарким солнцем то лижнут, то ли молотят: крепкая, как яблоко, налитая силой и здоровьем, черные,как крылья ворона, волосы густые и буйно растущие во все стороны, крутоизогнутые дуги бровей широкие и густые, на переносице почти смыкаются, а глазавсегда сверкают задорным огнем.

Несмотря на плотный загар, горячий румянец у нее частопроступает на щеках. А губы, и без того полные, налитые сладким соком, какспелая черешня, темнеют, становятся невыносимо сексуальными. Я залюбовалсяее руками, крепкими, сильными, без выступающих рельефных мускулов, однако подкожей чувствуется крепость тугих мышц. Пальцы, как ни странно, очень изящные,тонкие, ей бы изысканные маникюры носить, однако ногти острижены коротко, эточтобы по клаве стучать без помех, очень крутая и современная.