Я начал стаскивать с нее блузочку, она послушнопотянула руки, но сказала жеманно:

– Я стесняюсь – твои рыбки на нас смотрят.И вообще ты бабник, твой попугай назвал меня Лорочкой.

– То не попугай, – сказал я. – То телевизор…И рыбки скринсейверные.

– Все равно, как ты можешь думать о сексе, когда бастуютавиадиспетчеры? И вообще-то я еще в лифте кончила – может, ты дальшекак-нибудь сам?

– Нет уж, нет уж, – сказал я и, развернув ее лицом кстолу, задрал юбку и спустил трусики. – Что-то у тебя жопа холодная!

– Нет, сиськи маленькие, – подхватила она. –Может, не надо? Ты парень крутой, тебе сиськи нужны побольше.

– За неимением гербовой, – ответил я, – пишут напростой. Не верти задом, не отвертишься.

Она вздохнула, послушно расслабилась, куда денешься, даже постараласькак-то отвечать, раз уж не отвертелась, а выглядеть холодной иравнодушной – портить репутацию. Я оценил ее жест, постарался незатягивать процедуру избавления от нажима со стороны полового инстинкта. Онаоглянулась, брови удивленно поползли вверх:

– Уже? Давно?.. Что ж ты молчишь?

Она мелкими шажками, зажимая свой низ, побежала в ванную.Я со спущенными штанами дотянулся до кофемолки. Когда Ляля вышла изванной, свежая и подкрашенная, но голенькая, таков этикет, сразу потянула носоми сказала одобрительно:

– Я уж думала, снова, как дурак, предложишь выпить.А кофе… это прекрасно!

– Вот видишь, – сказал я, – как много у насобщего.

– Но ты не проявил сочувствия к забастовкеавиадиспетчеров, – упрекнула она. – Не понимаю, как можно быть такимчерствяком в нашем открытом демократичном обществе!

– Это мой единственный недостаток, – сказал я. –А так я вообще золото.

Она наблюдала, как я разливаю по чашкам крепкий горячийнапиток, деловито осмотрела печенье, конфеты, сыр, вчиталась в строки окалорийности.

– Ого, витаминизированные! Оказывается, и ты следишь зафигурой?

– Теперь они все витаминизированные, – объясниля. – Будто не знаешь.

Она вздохнула, голос ее прозвучал уже серьезно:

– Мы опродуктиваемся не в таком крутом магазине. У наспопроще. И товар качеством пониже, зато и цены… демократичнее. Это тебетак везет с деньгами. Наверное, нашел подкову от слона?

– Две. Теперь слона бы найти…

Она разлила кофе по чашкам, оглянулась.

– Что, уже на диван? Так и будешь там валяться? А гдеже страсть к приключениям? Под лежачий камень вода не течет!

– Зато и говно не лезет, – отпарировал я. –А приключений у меня хватает…

Она подумала, согласилась:

– Да, в поисках приключений главную роль играет не голова,ты прав. Тебе с сахаром?

– И сливками, – сообщил я. – Они вон там, вхолодильнике. Да не в этом, этот для пива.

Она покачала головой.

– Впервые вижу на кухне два холодильника. Ты либоизвращенец…

– Либо?

– Либо жрешь так, что должен лопнуть. Но ты даже нерастолстел!

Я сказал самодовольно:

– Какой из этого вывод?

– У тебя глисты, – определила она, милоприхлебывая кофе. – Большие, голодные…

– Впервые вижу остроумную женщину, – признался я.

Она печально вздохнула.

– Да, это моя беда…

– Почему?

– Женское остроумие убивает мужскую сексуальность, –сообщила она.

– Правда? – удивился я. – Вот повезло!.. Тогдазавалимся в постель и отоспимся по полной! Ура!

Она мило улыбнулась.

– Какой ты хороший…

– Правда?

– Ну да. А то все начинают доказывать, что на них недействует, что они вообще-то орлы…

После кофе она все так же голенькая прошествовала в душ,пока я споласкивал чашки из-под кофе. Я проводил ее взглядом: спинаровненькая, сиськи в порядке, совсем не маленькие, попка кокетливо вздернута,как курносый носик Саманты Фокс, а ноги длинные и с хорошими мышцами. Впрочем,будь хоть что-то не в порядке, ссылалась бы на застенчивость и душевнуюневинность, уже знаем эти трюки.

И еще, новое открытие, совсем не простецкая дурочка,какой показалась вначале. Наверное, мимикрия, все мы охотнее ловимся надурочек, чтобы самим выглядеть на их фоне суперменами и яйцеголовыми.

Из ванной вышла еще более свеженькая, с каплями воды надлинных ресницах, в глазах хитрые искорки.

– Спим?

– Да, – ответил я, – постель уже разобрана.

Она первой скользнула под одеяло, я следом, и в самом деленекоторое время лежал, наслаждаясь странным ощущением, когда вот так можнолежать голым рядом с голой девчонкой и не хватать ее, не лапать, не пытатьсясразу же трахнуть.

– У тебя хорошая постель, – заметила онаодобрительно. – Правильная. Простыня, пододеяльник и два подподушника.

– Уже заметила, – сказал я недовольно. –Глазастая.

Она повернулась ко мне и закинула ногу, придавив низ живота.Там сразу начала скапливаться горячая кровь, я чувствовал, как начинаетприподнимать ей ногу. Она промурлыкала мне в ухо:

– Мало обладать остроумием, нужно еще уметь избегать егопоследствий.

– А что, – спросил я, – иногда бьют?

– Хуже, – ответила она печально, чересчурпечально. – Намного хуже.

– Не представляю, – сказал я честно, – что можетбыть хуже. Но и додумывать не буду. Все равно, одна голова хорошо, а вот смозгами, как у тебя, лучше!

– А что толку? – спросила онарассудительно. – У нас больше знамениты те, кто может шевелить ушами.

– Чем те, кто может шевелить мозгами? Круто… А что, всеверно, мозг человека на девяносто восемь процентов из воды. Многим еще и недоливают! Как раз этим субъектам и надо напиваться, чтобы на следующее утроощущать, где точно у них мозг.

Ее колено подрагивает под толчками, идущими снизу. Онахихикнула мне в ухо, горячая лава скапливается в недрах вулкана, куснула замочку уха.

– А у тебя мозг – второй любимый орган, да?

– Зато у тебя самая эрогенная зона – мозг?

Она снова хихикнула.

– Мозги не гибнут от износа, а ржавеют от неупотребления.Вот я и стараюсь… Жаль только, что мозговые клетки рождаются и отмирают, ажировые – живут вечно.

Она слегка надавила коленом и тут же отпустила, голова намоем плече, я чувствовал ее уже разогретое тело, дышит спокойно, тоженаслаждается этим странным ощущением, когда оба готовы, но оба длим этотсладостный миг последней прелюдии, после которой только быстрое бешеноетраханье.