– Гм! – сказал он. – Вы – люди севера, у вас тут всё идёт иначе, медленно и несмело. У нас на юге, кто хочет так же, как вы, жениться и горячо любит, вместо того чтобы долго ждать, устраивает её похищение. Потом, если это королю на руку, заботились бы о вас, и всё закончилось бы гладко и быстро.

Дудич покачал головой.

– Ещё не время, плод не созрел, – сказал он. – Старому королю любовница не достаточно досадила, он мало о ней заботится. Надо ждать, пока он не почувствует, что она мешает и отбирает у молодой королевы сердце мужа.

– Но не давайте себя оттолкнуть и отговорить, – прервал венецианец, – а то у вас похитит её кто-нибудь другой. – Нечего опасаться, – прибавил Дудич. – Я вам говорил, я упрямый. Тем временем стараюсь получить итальянку подарками.

– Принимает она их?

– Я смог почти силой навязать, – усмехнулся Дудич, – но они, правда, были такие, что и принцессе было бы жаль их отталкивать, стоили тоже немало.

– Не жалейте на это, – сказал итальянец, – окупится позже.

Спустя немного времени купец снова приступил к допросу:

– Что запланировано на завтра?

– Завтра все будут преподносить подарки молодой королеве, – сказал Дудич, – ну… и наконец молодые соединятся. Сегодня правильно дали молодой королеве отдохнуть, потому что вчера она показалась страшно уставшей.

– Но она не болела? – спросил итальянец, беспокойно уставившись на Петрека.

– Я не слышал об этом, – ответил Дудич. – Она мне, правда, кажется нежной и слабой, а перед ней ещё дней двадцать этих праздников, на которых она прилично утомится. Хоть на турниры она сможет смотреть из галереи, а потом раздавать награды. Вечером от танца не сможет отделаться.

– И вы полагаете, что это продлится около двадцати дней? – спросил итальянец.

– Так говорят, – подтвердил Дудич.

Потом начался общий разговор о лицах, входящих во двор, о которых венецианец пожелал получить информацию. Он удивил простодушного Петрка тем, что, недавно приехав в Польшу, казалось, уже знал здесь значительную часть людей не только по имени, но по связям и положению. Тем не менее он усердно спрашивал, а Дудич был рад стараться, потому что верно повторял ему тот vox populi, который всё-таки чаще всего метко, хотя некрасиво, оценивает человека.

У него самого не было суждений о людях и характерах, но слушал и принимал то, что говорили другие.

Беседа за одним и вторым кубками вина протянулся допоздна, и Дудич ещё сидел там, когда владелец дома, богатый, важный Монтелупе, которого он знал издалека, вошёл навестить гостя. Обхождение с итальянцем этого сильного и занимающего в купечестве высокое положение Монтелупе дало Петреку пищу для размышления. Поскольку он относился к итальянцу как бы к вышестоящей особе, которой было важно угодить, с большим уважением.

Из этого Дудич сделал вывод, что его новый друг, по крайней мере, был очень богат, но из всего разговора нельзя было угадать, ни чем торговал, ни какие здесь имел дела; прямо же спрашивать об этом Петрек не осмеливался, и, видя, что наступает ночь, с ним попрошался.

Всё, что было у него на сердце и в памяти, он так выложил Монтелупе, что по выходу из его дома, сам почувствовал, что был чересчур открыт и болтлив.

Но иностранец не мог его предать.

Он вернулся в замок довольно грустный. На первый взгляд там всё отдыхало. В коридорах и галерях было тихо, но в окнах всюду мелькал свет и, если прислушаться, везде можно было уловить звук голосов.

Дудич спешил уже в свою комнатку при буфетной с мыслями об отдыхе, потому что завтра было много дел, когда, проходя через одну дверь, ведущую в покои королевы Боны, он столкнулся в ней с Замехской.

Она шла быстро и обошла бы его; видно, у неё не было желания с ним разговаривать, когда Дудич, который давно её не видел, а хотел быть ближе к ней, поздоровался.

– Я сто лет не мог перемолвиться с вашей милостью словом! – сказал он.

– Потому что сейчас не время для свободной беседы, – ответила охмистрина кисло. – Оставь меня в покое. – Минуточку! – умолял Дудич, таща её в её комнату.

– Чего хочешь?

– Не догадываешься, моя пани? – воскликнул влюблённый. – Сладко хоть поговорить о ней!

Они вошли в комнату охмистрины, которая иронично рассмеялась.

– Что у тебя в голове? Выбей это! – сказала она. – Ты ведь убедился, что она на тебя не хочет смотреть!

– А я подожду, пока смилуется, – прибавил Дудич, – и как раз думаю, что пришло время для третьего подарка, который затмит два предыдущих.

– И за него королева тебя снова пошлёт к Кмите, – рассмеялась охмистрина.

– Нет, теперь уже нет, – сказал весело Дудич, – положение изменилось.

Охмистрина поглядела на него с жалостью. Замехской, которая от усталости села, действительно было жаль бедного Дудича.

– Жаль мне тебя, – сказала она покровительственным тоном. – Не знаю, изменится ли это когда-нибудь, но до сей поры я не вижу ничего такого благоприятного.

– Но король женился! – ответил Дудич. – Всё ясно.

Замехская поглядела в сторону покоев Боны и, указывая ему рукой, шепнула:

– Да, женился, но на доступ к жене и более близкое знакомство с ней позволения оттуда нет. Наша старуха злая, злая на старого пана, на молодую королеву, на всех. Никогда я её такой не видела. Она долго воздерживалась, теперь вспылила. На коронации её поставили за молодой пани… она этого простить не может. Её унизили, она поклялась отомстить. При первой возможности старому пану будет что послушать. К счастью, теперь полно гостей и наедине с ней они не встречаются, но его не минует порка. А тем временем будет мстить молодой.

Замехская наклонилась к нему.

– Ты знаешь, где теперь молодой, недавно женившийся пан?

Петрек с интересом поднял голову.

– А где ему быть? У себя.

Замехская начала смеяться.

– Сидит у любовницы, а мать приказывает стеречь, чтобы ему там не мешали, – говорила дальше охмистрина.

Услышав это, придворный сделал гримасу.

– Если так, – сказал он, – ну, тогда старый король всё-таки узнает об этом и тем более захочет избавиться от итальянки. Это вода на моё колесо!

– А! А! – прервала Замехская. – Старого, больного, уставшего короля никто доносами беспокоить не захочет, а если даже узнает, ты думаешь, что он может уволить девушку из фрауцимер Боны, и что она это позволит. Будет её наперекор при себе держать.

– Итальянец был прав! – шепнул задумчиво Дудич.

– Какой? Что? – спросила охмистрина.

– Какой? – ответил Петрек. – Не могу вам ответить. Так себе, приличный итальянец, купец, с которым я случайно познакомился. Он мне прямо советовал похитить итальянку силой… король бы меня за