последний раз. Больше никогда это воспоминание не станет вас беспокоить, — мягко пообещал я.

— Разве такое возможно?

Девушка посмотрела на меня покрасневшими от слез глазами.

— Василий Михайлович, я не смогу с этим жить. Так больно, так жутко. Иногда я верю, что могла бы изменить что-то, исправить, спасти хоть кого-то. А потом понимаю, что не смогла сделать ничего для тех, кого там мучили. Не решилась пойти к властям. Попыталась сделать вид, что ничего там не заметила, притворилась, что это все произошло не со мной. Но ничего не получилось. И как будто мало было всего этого, Антоша узнал обо всем. Высший ведает, что он обо мне подумал. Быть может решил, что я такая же, как те люди, которые творили дикие вещи. Кем он считал меня? Он погиб, полагая, что я подлая…

— Нет, — я покачал головой. — Антон был уверен, что спасает вас и что вы достойны достойной жизни. Он любил вас настолько сильно, что не допускал сомнений. Его застали врасплох, вынудили играть по чужим правилам. Скажите, вас действительно похитили в момент, когда его заставили убить Столыпина?

Девушка содрогнулась, и я ощутил исходящую от нее волну стыда и боли.

— В этом я не солгала.

— Не говорите мне ничего. Просто покажите, — уверенно произнес я. — Я все пойму. И не стану вас осуждать.

— Обещаете? — шепнула Ксения и после моего кивка позволила мне увидеть.

Мы оказались в полутемной гостиной, полной людей. Все они были бесцветными, смазанными. Я отстраненно заметил пуговицы без гербов и пустые лацканы. Рядом со мной оказалась Ксения в шелковом платье. Ее волосы были убраны в высокую прическу, на руках были длинные перчатки, а лицо закрывала маска цвета слоновой кости. Рядом с ней стоял высокий молодой человек в темном костюме и белоснежной рубашке. Я смог рассмотреть густую шевелюру черных волос и расширенные зрачки в прорезях маски. Незнакомец держал девушку за руку и делал это чуть сильнее, чем требовалось. Ксения попыталась вырваться, но спутник привлек ее к себе и горячо зашептал на ухо:

— Не вздумай закатить истерику. Ты не представляешь, какие тут люди и чем потом это обернется для тебя и меня.

— Я хочу уйти, — выдохнула она.

— До утра двери закрыты. И если ты начнешь истерить, то сама окажешься без маски. Хозяева жизни носят тут маски. А без нее ты станешь жертвой. Понимаешь? И тебе лучше просто расслабиться. Сама не заметишь, как начнешь получать удовольствие.

В его голосе сочилось предвкушение. А Земскова едва могла соображать, что происходило.

Нужные воспоминания проявлялись перед моими глазами мутными картинками. Передо мной плыли образы людей и событий того вечера. И эмоции, которые испытывала Ксения на той встрече. Я словно переживал их за девушку. В животе образовался ледяной ком, сердце билось все быстрее, в ушах шумел бешеный пульс.

Эти эмоции никуда не денутся. Они останутся с Земсковой надолго. Будут постепенно притупляться, растворяясь и забиваясь новыми впечатлениями. А вот само событие, которое их вызвало, можно попытаться убрать. Вернее, заблокировать эту часть памяти пациента. Ни один лекарь-душеправ еще не научился полностью вырезать ненужное воспоминание. Но если у меня получится, часть памяти словно бы накроет туман. И Ксения не сможет осознавать некое событие. Только обрывки, да приглушенные эмоции, которые она испытывала в ту проклятую ночь.

Сама по себе, способность была не особо полезной. А иногда даже могла навредить. Потому что человек продолжал испытывать необъяснимое чувство вины. Использовать ее рекомендовалось только в крайних случаях. И с Ксенией, это было единственно правильное решение. Слишком уж шокирующими были воспоминания. Да и черное пятно «астрального двойника» после разговора, перестало пульсировать и расти.

Я осторожно начал накладывать свою энергию на кусочек памяти, закрывая туманом гнетущее воспоминание от момента, когда Ксения и Дмитрий Федоров приехали к особняку. И яркие образы тех событий перед глазами начали подергиваться. Становиться размытыми, нечеткими, пока не превратились в едва заметные силуэты. Я же постепенно расширял поле, до момента, когда Земскова покинула особняк ранним утром.

Я смотрел на то, как поверх бледного лица Ксении ее спутник повязывает шелковый шарф.

— Вы не знаете точного адреса? — понял я.

— Не знаю. Не хотела знать, — печально сказала она и вокруг нас стало темно.

Я взглянул на сидевшую в кресле Ксению, и заметил, как ужас и отвращение в глазах девушки начали сменяться на растерянность и непонимание. Значит, мой метод сработал. На всякий случай уточнил:

— Вы помните, как ездили с Дмитрием в один особняк, где проходила вечеринка?

Девушка задумалась. Между ее бровями залегла складка.

— Смутно, — ответила она после долгой паузы. — Обрывками. Помню дом, но что там было…

Она повела плечами, словно пытаясь отогнать морок:

— Что-то неприятное, — пробормотала она и замотала головой. — А что именно… не помню. Вероятно, там были крысы…

Я вымученно улыбнулся:

— Скорее всего так и было.

— Спасибо вам, Василий Михайлович, — смущенно пробормотала Ксения и принялась приглаживать волосы. Кажется, что она только сейчас осознала, что выглядит неопрятно.

— Постарайтесь выспаться, — посоветовал я, поднимаясь на ноги. — Помогать запутавшимся людям — моя предназначение, Ксения Романовна. На сегодня хватит. Но я еще поработал бы по поводу утраты брата. Вы были с ним близки и произошедшее ранит вас сильнее, чем вы думаете.

— Да, конечно, — рассеянно ответила девушка, поправив на себе толстовку. — Спасибо… за все.

— И еще: удалите то письмо, — попросил я, добавив к словам способность. — Только не смотрите те ролики. Они не для вас. Хорошо?

— Хорошо, — она и не думала возражать.

— Пришлите мне сообщением адрес сетевой почты, с которого пришло письмо. И передайте этот адрес Селивану. Только скажите, что по ошибке удалили сообщение.

— Хорошо, — послушно произнесла Ксения.

— И помните: если вам станет хуже — я всегда на связи, — добавил я.