— Эмбан, — укоризненно произнес Долмант. —Ты, все же, бесстыдный человек. Годится ли священнослужителю так откровенноговорить о своих корыстях?

— Но Всевышний все же не осудит мои действия, брат мой.Как бы они не были изворотливы и не отдавали корыстью. Все мы служим Господунашему, и каждый по-своему, — Эмбан помолчал, слегка нахмурившись. —Ортзел — наш кандидат. Возможно, я бы выбрал, кого-нибудь другого, но братьянаши патриархи весьма консервативны, и им будет легче голосовать за человека,столь родственного им по духу. С ним придется еще помучиться, Долмант.

— Это трудность, с которой придется столкнуться нам стобой, Эмбан — тебе и мне. А сейчас мы должны в первую очередь сосредоточитьсяна военных вопросах.

— Ближайший шаг, по-моему, всем нам ясен, —проговорил Абриэль. — Мы должны все подготовить к отступлению в пределыДревнего города. Если патриарху Укерскому будет сопутствовать удача и солдатыцеркви перейдут под наше командование, мы быстро соберем все силы внутри старыхстен. Горожане и не поймут, что мы собираемся сделать. В противном случае весьвнутренний город запрудят толпы горожан, так что нам просто негде будетразвернуться.

— Как это жестоко, милорды, — тихо сказалаСефрения. — Вы оставляете ничем не повинных людей на расправу ордедикарей. Ведь наемники Мартэла не остановятся на грабежах, от них надо ждатьжестокостей и зверств.

Долмант вздохнул.

— Война никогда не была милосердна, матушка, —произнес он. — И вот еще что — с этой минуты ты будешь сопровождать всехнас в Базилику. Так ты будешь под нашей защитой.

— Как пожелаешь, дорогой, — глядя в сторонусогласилась она.

Лицо стоящего в углу Телэна было непривычно печально.

— Полагаю, мне не дадут возможности проскользнуть вовнешний город, перед тем как вы запрете ворота? — со вздохом спросил онСпархока.

— Нет, конечно, — отвечал тот. — Но зачемтебе туда?

— Само собой, чтобы как следует поживиться. Такойслучай раз в жизни бывает.

— Неужели ты хочешь заняться мародерством,Телэн? — ужаснулся Бевьер.

— Конечно нет, сэр Бевьер. Пусть этим займутся наемникиМартэла. А вот когда они будут идти по улицам Чиреллоса, с руками, полныминаграбленного добра, тут-то и появлюсь я. Думаю, в ближайшие дни немало людейМартэла разбежится. Вор-то в Чиреллосе не один я, так что могу ручаться —эпидемия ножевых ран, в спину, разумеется, начнет прореживать ряды воиновМартэла еще до того, как начнется осада Древнего города. И многим нищим никогдауже не понадобиться нищенствовать, — мальчик снова вздохнул. — Тыукрал радость из моего детства, Спархок, — патетически произнес он.

— Никакой опасности для нас нет, братья мои, уверяювас, — со скрытой насмешкой в голосе говорил Макова, утром следующего дняоткрывая заседание Курии. — Командующий моей личной охраной, капитанГорта… — он выдержал паузу, окинув магистров воинствующих орденов тяжелымвзглядом исподлобья — внезапная кончина бывшего капитана его охраны, очевидновсе еще грызла его, — прошу прощенья, капитан Эрден, на свой страх и рискотправился навстречу приближающимся пилигримам и расспросил их. Вернувшись, онзаверил меня, что это не более, чем обычные паломники, преданные сыны церкви, ицель их состоит лишь в том, чтобы присутствовать в Священном городе вторжественную минуту возведения на престол святой церкви нового Архипрелата иприсоединить свои голоса к нашим в благодарственной молитве Всевышнему.

— Удивления достойны твои речи, брат мой Макова, —перебил его патриарх Эмбан. — По странному совпадению и я тоже посылалвчера на разведку своих людей, и они принесли мне совсем другие известия. Какмы теперь сможем согласовать такие необычайно разнящиеся между собой сообщения?

Макова скупо улыбнулся.

— Патриарха Укерского все мы хорошо знаем, как человекавеселого, любящего пошутить, — сказал он. — Все мы любим его заумение добродушной остротой смягчить, а то и вовсе утихомирить спор, чересчурразгоревшийся между братьями патриархами не в меру радеющими в отыскании истины,часто ей и во вред, но, возлюбленный брат мой Эмбан, сейчас не время для такоговеселья.

— Ты видишь на лице моем хоть какое-то подобие улыбки,Макова? — после любезной тирады председательствующего, резкий голос Эмбанапрозвучал как пощечина. Он поднялся: — Вот что доложили мне мои люди вчера,братья — эти люди у наших стен, эта орда головорезов, может быть чем угодно, нотолько не пылающими благочестивым рвением пилигримами.

— Чепуха, — фыркнул Макова.

— Возможно, — отвечал Эмбан, — но я взял насебя смелость захватить одного из этих пилигримов, и доставить его сюда, вБазилику, чтобы мы могли поподробнее рассмотреть его. Нам не потребуется дажеговорить с ним — многое можно понять изучая его манеры, и даже простоодежду, — Эмбан резко хлопнул в ладоши, не дав Эмбану времени опомниться.

Двери зала распахнулись и внутрь вошли Кьюрик и Берит. Ониволочили, держа за лодыжки, неподвижного человека в черном балахоне. Набеломраморном полу за ними оставался размазанный кровавый след.

— Что вы делаете?! — почти завизжал Макова.

— Просто предоставляем наглядные доказательства, —спокойно ответил Макова. — Ни одно разумное решение, тем более в такомсерьезном вопросе, не может быть принято без рассмотрения всех возможных сторондела. — Эмбан указал на место перед кафедрой. — Положите свидетелятуда, друзья мои, — сказал он, обращаясь к Кьюрику и Бериту.

— Я запрещаю это! Я протестую! — взвыл Макова.

— Протест отклоняется, — заявил Эмбан. —Поздно протестовать. Все уже успели, я думаю, разглядеть этого человека. И мывсе знаем, кто он, — Эмбан, по обыкновению переваливаясь с ноги на ногу,подошел к трупу, лежащему на мраморном полу у подножия кафедры. — Чертылица этого человека недвусмысленно свидетельствуют о его происхождении, ачерное одеяние лишь подтверждает это. Братья мои! Вне всякого сомнения — эторендорец.

— Патриарх Укерский Эмбан, — бесцветным голосомпроговорил Макова, — я арестую тебя по обвинению в убийстве.

— Не будь ослом, Макова, — отозвался Эмбан. —Ты не можешь арестовать меня, пока идет сессия Курии, и, кроме того, мынаходимся в Базилике, и я прошу убежища от гражданских властей в этих священныхстенах, — он взглянул на Кьюрика и спросил: — Действительно необходимобыло лишить его жизни?