— Во время земохского вторжения церковь призналаситуацию угрожающей гибелью церкви и веры. Я читал об этом.

— А-а-а… понятно.

Пока служки раздавали марки, Долмант поднялся со скамьи иотправился к дверям. Он что-то кратко сказал архипрелатским стражникам, стоящиму входа снаружи, и возвратился на место. К моменту, когда служки добрались ужедо четвертого яруса патриарших скамей, в зале появились пятеро прятавшихся доэтого времени патриархов и, нервно озираясь, прошли к местам членов Курии.

— Как все это понимать, братья мои? — свытаращенными глазами выдохнул Макова.

— Патриарх Кумбийский, кажется, действительно не всебе, — повторил свою недавнюю фразу Ортзел. Ему, видимо, доставлялоудовольствие повторять это Макове. — Братья мои, — обратился он квошедшим, — в настоящее время мы собрались голосовать…

— Это входит в мои обязанности, объяснить все нашимбратьям! — запротестовал Макова.

— Ты ошибаешься, Макова, — резко возразилОртзел. — Я поставил вопрос на куриальное голосование, значит я долженобъяснить его содержание, — он быстро изложил суть дела, всяческиподчеркивая важность ситуации, чего, конечно, никогда не сделал бы Макова.

Макова, казалось, все же сумел справиться с собой, и сновавзял себя в руки.

— Похоже он опять принялся за подсчеты, —прошептал Келтэн. — У него по-прежнему больше голосов. Все теперь будетзависеть от того, что скажут нейтральные.

Черный ящик поставили на стол перед кафедрой председателя, ипатриархи по очереди подходили к нему и опускали в прорезь одну из марок.Некоторые делали это открыто, другие предпочитали таиться.

— Я сам позабочусь о подсчете голосов, — объявилМакова, когда процедура была закончена.

— Нет, — спокойно отозвался Ортзел, — покрайней мере не один. Я предложил этот вопрос, и я буду помогать тебе.

— Ортзел нравится мне все больше и больше, —прошептал Тиниен, наклоняясь к Улэфу.

— Да, пожалуй, — согласился тот. — Видно, мынедооценили его.

Лицо Маковы становилось все более серым, когда он и Ортзелначали подсчет голосов. Когда последние марки покинули ящик, все в Палатезатаили дыхание, воцарилась напряженная, звенящая тишина.

— Объяви результаты, Макова, — сказал Ортзел.

Макова бросил быстрый умоляющий взгляд на Энниаса.

— Шестьдесят четыре «да» и пятьдесят шесть«нет», — еле слышно пробормотал он.

— Повтори, Макова, — властно проговорилОртзел. — Те из наших братьев, что сидят подальше, вряд ли расслышалитебя.

Макова бросил на него полный ненависти взгляд, но все жеповторил результаты более громко.

— Мы заполучили нейтральных! — ликующе воскликнулТелэн, — да еще прихватили три голоса у Энниаса.

— Ну что ж, хорошо, — спокойно произнесЭмбан. — Я рад, что все так завершилось. Нам еще много чего надо решить,братья мои, а времени остается совсем немного. Я буду прав, если скажу, чтоволя Курии — как можно быстрее послать за рыцарями Храма и армиями Западныхкоролевств, чтобы они пришли к нам на защиту?

— Неужели ты хочешь оставить королевство Арсиумполностью беззащитным, брат мой Эмбан? — патетически возвысив голосвопросил Макова.

— А что сейчас угрожает Арсиуму, Макова? Все эшандистыстали лагерем прямо за нашими воротами. Ты хочешь провести еще одноголосование?

— Да, я требую чтобы решение принималось большинством«три из пяти».

— Что сказано об этом в законе? — Эмбан спочтением склонил голову в сторону монаха-законника.

— Такого рода голосование требуется только для избранияАрхипрелата. Все остальные вопросы, решаемые во время положения, грозящегогибелью веры и церкви, требуют простого большинства.

— Я так и думал, — улыбнулся Эмбан. — Ну что,брат мой Макова, ты настаиваешь на голосовании?

— Я снимаю свое предложение, — сдавленнопроскрежетал Кумбийский патриарх. — Но все же как вы собираетесь отправитьгонцов из осажденного города?

Тут в разговор снова вступил Ортзел.

— Как видимо известно моим братьям, ялэморкандец, — сказал он. — А нам в Лэморканде хорошо известна, чтотакое осада. Поэтому еще вчера я отправил два десятка моих людей на окраинугорода, где они дожидаются сигнала. А сигнал им уже подают — это струйка дыманад куполом Базилики. Не удивлюсь, если они уже на дороге в Арсиум и вовсюпогоняют лошадей. По крайней мере так было бы лучше и для нас и для них.

— Он мне нравится, — усмехнулся Келтэн.

— И ты осмелился сделать это, не получив еще согласияКурии? — с ужасом спросил Макова.

— А что, Макова, у тебя были какие-то сомненияотносительно исхода голосования? — Я чувствую двух старыхпротивников, — заметила Сефрения. — Братья мои! — обратился кКурии Эмбан. — Трудности, с которыми лицом к лицу мы сейчас столкнулись,совершенно определенно военного характера, а мы с вами люди в большинстве своемне военные. И как мы сможем избежать ошибок, задержек и других несуразиц, еслинеобученные военному делу духовные особы возьмутся за исполнение несвойственныхим, прямо скажем, обязанностей? Патриарх Кумбийский, председательствовавший нанаших собраниях до сего дня, исполнял свой долг образцово, и все мы, я думаю,благодарны ему за это, но сейчас, мы должны признать, что в военном деле онсведущ не более, чем я. А я, признаться, не могу отличить одного конца меча отдругого, — он широко улыбнулся. — Честно говоря, я гораздо болеесведущ в орудиях еды, чем в орудиях военных. С полной уверенностью в победе ямог бы вызвать любого на смертельный поединок над хорошо прожаренным бычьимбедром…

Патриархи рассмеялись. Напряжение в зале несколько спало.

— Теперь нам нужен военный человек, братья мои, —продолжил Эмбан. — Сейчас председательствовать должен скорее военачальник,чем священник. И среди нас, патриархов церкви, есть четверо такихвоеначальников. Как вы догадываетесь, это магистры Воинствующих орденов.

Собрание возбужденно загомонило, но Эмбан, призывая к тишине,повелительно поднял руку.