— Сиди и притворяйся, что в восторге от хозяйки, даже если старушка не вызовет у тебя ничего, кроме смеха. Знаешь, на старости лет она полюбила хвальбу больше всего на свете. Кстати, ты когда-нибудь слышал ее живьем?

Горячев покачал головой. Теперь он жалел, что не пошел на концерт Нонны Борисовны, когда однажды ей вздумалось посетить Запорожье. Что теперь он скажет, если она спросит, видел ли гость ее на сцене в родном городе?

— Это ничего страшного, если ты ее не слышал, — ободрил его приятель. — Могу тебе расписать, что нас ждет в ее хоромах. Сначала старушенция сыграет на пианино и споет, потом мы сядем за стол, который соорудит ее приемная дочь.

— У нее есть дочь? — рассеянно спросил Владимир, думая о другом. Друг кивнул:

— Да, Ниночка. Весьма любопытная особа. Типичный выходец из глубинки, хотя Нонна давно удочерила ее и дала образование. Нина трудится инженером в каком-то институте, однако деревня из нее до конца не вышла. Знаешь, как говорят: девушка из деревни выйдет, но деревня из девушки… Впрочем, сам увидишь. На ней самое нарядное платье сидит как на козе седло. Наверное, поэтому бедняжка никак не может найти суженого-ряженого. В доме ее матери бывает в основном богема, которой такие девушки неинтересны.

— А я не буду смотреться как инородное тело? — поинтересовался Владимир. Приятель расхохотался:

— Ну что ты! Во-первых, ты не тракторист, а директор Дворца спорта, пусть и в Запорожье, во-вторых, ты относительно молод и довольно красив. Старушка таких любит.

Горячев махнул рукой и решил пойти в гости. Возможно, жизнь предоставляла ему единственный случай побывать в квартире известной певицы, ученицы Станиславского и учителя тех эстрадных артистов, которых он уважал.

— Ладно, уговорил.

Так директор Дворца спорта оказался в Левшинском переулке, восемь. Его поразила огромная квартира с высокими потолками. Там, в Запорожье, он жил в обычной хрущевке-распашонке и такие хоромы видел только в зарубежных фильмах. Значит, есть счастливчики и в СССР! Нонна Борисовна встретила гостей с распростертыми объятиями. Горячев отметил про себя, что для своих семидесяти она еще неплохо выглядит: выкрашенные в черный цвет густые волосы, модная стрижка, наверняка сделанная лучшим парикмахером Москвы, дорогое платье, которое купишь разве что в «Березке», и — что его особенно поразило — множество драгоценностей в ушах и на пальцах. Переливаясь в свете огромной люстры, камни играли всеми цветами радуги. Горячев был так ослеплен — и в прямом, и в переносном смысле — богатством, что не сразу обратил внимание на серенькую пожилую женщину с круглым невыразительным лицом, довольно полную для своих лет, которая скромно сидела в углу.

— Это моя Ниночка, — представила ее Нонна. — Дорогая, пора накрывать на стол. Пока ты будешь это делать, мы с гостями немного помузицируем.

Нина незаметно исчезла на кухне. Полякова села за старинный рояль, сильными руками взяла несколько аккордов.

— Ну что, друзья мои? Русская народная. «Вдоль по Питерской».

Женщина заиграла и запела. Голос у нее был звучным, мощным, и Владимир погрузился в мелодию, поморщившись, когда вступили ее ученики. По его мнению, они все портили. Он бы предпочел слушать ее одну, наслаждаться переливами необычного голоса, однако ватага, пришедшая в гости, тоже хотела петь. Когда они закончили, Горячев продолжал сидеть с закрытыми глазами, пребывая в блаженном состоянии. Он очнулся, когда хозяйка взяла его за руку:

— Что с вами?

Владимир улыбнулся, и правильные черты его красивого лица просветлели.

— Говорят, ангелы хорошо поют, — начал Горячев, — но никто никогда их не слышал. Мне кажется, что сегодня случилось чудо. Я услышал ангела.

Он видел, что комплимент попал в цель. Хозяйка улыбнулась, показав ровные белые зубы, наверняка вставные.

— Какие милые вещи вы говорите! Но, насколько я поняла, вы не музыкант?

— Да, я скромный директор Дворца спорта в Запорожье, — признался Владимир, — однако это не мешает мне любить и ценить музыку, особенно если она хороша.

Ярко-красные губы продолжали улыбаться.

— Знаете что, — вдруг предложила Нонна, — приходите-ка ко мне завтра вечерком. Мы будем вдвоем с Ниночкой. И если вам действительно по нраву мое пение, я спою только для вас.

Такого поворота мужчина не ожидал. Подумать только, известная певица приглашает его в гости!

— Так вы придете? — капризно поинтересовалась она. Горячев взял ее руку с наманикюренными ногтями и нежно поцеловал.

— Приду ли! Как вы можете такое спрашивать?

— Прекрасно, жду вас в шесть часов вечера.

Пока они болтали, Ниночка уже накрыла на стол. Чего здесь только не было! На белой скатерти красовались все дефицитные продукты: сыр, копченая колбаса, красная и черная икра, красная рыба. Владимиру хотелось накинуться на все и полностью опустошить тарелки, но приходилось сдерживаться. Он наблюдал, как ела Нонна — очень изящно, благородно, — и старался ей подражать. Завтра! Только бы скорее наступило завтра! У этой дамы наверняка масса влиятельных знакомых, которые помогут ему перебраться в Москву. Он не замечал взглядов, которые бросала на него Нина. Завтра, завтра, скорее бы завтра!

И завтра наступило, правда, ему показалось, несколько позже, чем обычно. Еле дождавшись шести часов, Владимир купил самый дорогой и красивый букет цветов и помчался в Левшинский переулок. Нонна ожидала его в строгом черном костюме, шедшем ей и скрывавшем недостатки фигуры. Он поцеловал ее руку, пахнувшую дорогими духами, и заметил, что она напудрена: певица постаралась скрыть старческие пигментные пятна, разбросанные по кисти. Это вызвало в нем легкую тошноту, которую он сразу подавил, когда в глаза бросился огромный перстень с бриллиантом. Серьги в тон украшали мочки ушей.

— Проходите, мой дорогой, садитесь вот в это кресло, — пригласила Нонна. — Ну-с, давайте поговорим. Надолго вы приехали из Запорожья?

— Ненадолго, в командировку, однако зачем тратить время на неинтересные разговоры? — с придыханием заметил Владимир. — Вчера я не успел в полной мере насладиться пением. Ваши ученики все портили. А сегодня я шел и мечтал, как вы будете петь одна.

— Вот как? — Она снова продемонстрировала великолепные вставные зубы — прекрасную работу столичного дантиста. — Очень приятно. Ну, хорошо. В этом доме слово гостя — закон.

Она встала и легкой походкой подошла к пианино. Горячев устроился поудобнее, готовясь погрузиться в блаженство, и не сразу услышал шорох за спиной. Ниночка, как изваяние, стояла возле шкафа.

— Дорогая, через десять минут можно накрывать, — распорядилась Нонна. — Владимир, вас ждет торт «Птичье молоко». Надеюсь, вы его любите. Ниночка великолепно печет.