конечно, включал и свою «классовую партию», но выходил далеко за рамки ее идеологии. «Мир рабочих» был основан на особом жизненном опыте и отличался собственным образом жизни и стилем поведения, проявлявшимися (с определенными вариациями, обусловленными местными особенностями речи и обычаями) в склонности к определенным формам общественной деятельности (например, к занятиям определенными видами спорта, считавшимися чисто пролетарскими: вроде футбола, распространившегося в Британии с 1880-х годов); и даже в приверженности к определенным новым видам одежды, подчеркивавшим классовую принадлежность ее обладателя (вспомним вошедшую в поговорку рабочую кепочку, надвинутую на козырек).

Все же классовое сознание рабочих не было полным и даже вообще не мыслилось без принадлежности их к своему политическому движению, даже при наличии в нем некоторых неполитических признаков; дело в том, что только «движение» могло выковать рабочий класс страны, выделив его из общей массы рабочих классов всего мира. В свою очередь, политические движения, становясь массовыми, обретали присущее рабочим инстинктивное недоверие (неполитического характера) ко всем посторонним, у кого «не было мозолей на руках». Такой всепроникающий «увриеризм» (как называли это явление французы)[43] отражал настроения, царившие в массовых партиях, которые, в отличие от мелких или нелегальных организаций, состояли из рабочих, занимавшихся физическим трудом. Так, в местной организации СДПГ в Гамбурге состояло в 1911–1912 гг. 61 000 человек, из которых только 36 человек были «авторами печатных работ и журналистами» и всего 2 человека имели профессии еще более высокого ранга. Всего 5 % от общего количества членов организации не были пролетариями, причем половину из них составляли официанты{121}. При этом общее недоверие к «нетрудящимся» не исключало преклонения перед «великими учителями» из других классов, каким был сам Карл Маркс, как и уважения к признанным основоположникам, национальным вождям и ораторам (последние две функции были обычно неразделимы), а также к «теоретикам», составлявшим горстку социалистов буржуазного происхождения. Надо сказать, что социалистические партии в начале своего существования имели в своих рядах немало высокоодаренных и действительно достойных восхищения личностей, происходивших из среднего класса; такими были; Виктор Адлер в Австрии (1852–1918); Жорес во Франции (1859–1914); Турати в Италии (1857–1932); Брантинг в Швеции (1860–1925).

Что же вообще представляли собой «движения», которые иногда (в крайних случаях) были почти такими же многочисленными, как и сам рабочий класс? В их состав повсеместно входили профсоюзы, являвшиеся основными и универсальными организациями рабочих; существовавшие в разных формах и обладавшие разнообразным влиянием, в зависимости от условий. Нередко в них входили кооперативы, обычно — в виде лавок для рабочих, хотя иногда они являлись главной опорой движения[44].

В странах, где существовали массовые социалистические партии, в движение входили практически все ассоциации, в которых рабочие участвовали в течение всей своей жизни, от рождения до гроба, или, точнее, если учитывать настроения антиклерикализма — до крематория, который был в почете в развитых странах, так как соответствовал веку науки и прогресса{122}. Такие ассоциации насчитывали иногда 200 000 человек (как «Германская федерация рабочих — любителей хорового пения» в 1914 году); или 130 000 человек (как клуб рабочих-велосипедистов «Солидарность» в 1910 г.); либо были небольшими, как, например, «Ассоциация рабочих-коллекционеров почтовых марок» или «Объединение рабочих-кролиководов», которые, впрочем, иногда как-то действуют до сих пор, например, в пригородах Вены. Все они, как правило, были связаны, или находились в подчинении, или прямо состояли в своей политической партии, которая выражала их основные интересы и которая почти всегда называлась «социалистическая», «социал-демократическая» и/или просто «рабочая» либо «трудовая» партия. Движения трудящихся, не имевшие своих организованных классовых партий или вовсе не занимавшиеся политикой (некоторые из таких относились к старомодным приверженцам утопических или анархистских взглядов левого толка), были почти всегда слабыми. Обычно они представляли собой довольно неустойчивые собрания воинствующих одиночек, евангелистов, агитаторов и потенциальных рабочих лидеров, но не массовые организации. Заметим, что кроме стран Пиренейского полуострова, всегда находившихся в стороне от процесса общеевропейского развития, анархизм нигде в Европе не стал основной идеологией даже слабых движений трудящихся. Нигде (кроме стран латинской культуры и России после 1917 года) анархизм не являлся серьезной политической силой.

Почти все партии рабочего класса (кроме партий стран Азии и Австралии) предвидели возможность фундаментальных общественных перемен и потому называли себя «социалистическими», либо собирались принять такое название (как например, Лейбористская партия Британии). До 1914 года они старались, по возможности, не вмешиваться в политику правящих классов и тем более в политику правительств, ожидая того дня, когда они сами смогут сформировать свое собственное правительство и приступят, без помех, к великим преобразованиям. Лидеры рабочих партий постоянно испытывали искушение вступить в соглашение с партиями среднего класса и их правительствами, пока, наконец, Дж. Р. Макдональд, лидер британских лейбористов, пошел на заключение предвыборного союза с либералами, в результате которого его партия впервые получила в 1906 году значительное представительство в парламенте. (При этом отношение рабочих партий к местным администрациям было, по понятным причинам, более позитивным).

Главной причиной, по которой столь многие из рабочих партий спешили встать под красный стяг Карла Маркса, была, пожалуй, та, что он более убедительно, чем кто-либо другой, объяснил им три главных принципа, ставших обоснованием их борьбы: 1) Никакие предсказуемые улучшения в рамках существовавшей системы не изменят коренным образом положение рабочих, которые так и останутся рабочими, т. е. будут всегда подвергаться эксплуатации. 2) Природа капиталистического развития, рассмотренного им на всем его протяжении, не дает возможности серьезно надеяться на свержение (в его рамках) существующего общественного строя и на замену его новым и лучшим обществом. 3) Рабочий класс, организуемый и руководимый своими партиями, станет создателем своего светлого будущего и будет пользоваться его плодами. Маркс дал рабочим твердое убеждение (подобное вере, которую дает религия) в том, что сама наука доказала историческую неизбежность их триумфа. В этих вопросах логика марксизма действовала столь эффективно, что даже оппоненты Маркса, находившиеся в рядах рабочих движений, соглашались, в основном, с его анализом капитализма.

Таким образом, как пропагандисты и идеологи рабочих партий, так и их внутрипартийные оппоненты считали само собой разумеющимся то, что они хотят свершения социальной революции или, по крайней мере, что их деятельность подтверждает такое желание. Считалось, что приход революции будет означать не что иное, как замену капитализма на социализм и переход от общества частной собственности и предпринимательства к обществу, основанному на «совместном владении средствами производства, распределения и обмена»{123}, что и позволит действительно изменить жизнь…; хотя природа и характер социалистического будущего почти не обсуждались, оставаясь в общем-то неясными; ясно было одно: то, что сейчас плохо