Внутри было темно, но можно было разглядеть тяжелые портьеры на стенах и покрытый ковром пол. Рульфо подумалось, что это помещение выглядит практически точной копией синей комнатки Лидии Гаретти. Бабочки влетали и вылетали из нее подобно горстям разноцветного конфетти. – В рапсодомах всегда получается лучше декламировать: звук гораздо чище… Этот дом – просто соты из пустых комнатушек… А известно ли вам, что мне очень нравится ваша бородка, кабальеро?.. Ах, как бы мне тоже хотелось такую, а еще бы сиськи поменьше. К сожалению, единственное достижение, которым я могу похвастаться, – это более-менее достойная задница. Как приятно с вами гулять. А еще бы вам подготовиться к вечеринке. Надеюсь, вы пригласите меня на первый танец, обещаете?..

– Какая вечеринка?

– Разве я вам не говорила? – Женщина внезапно рассердилась. – Или вы меня не слушали?.. Терпеть не могу, когда меня не слушают!.. Вечеринка, которая будет сегодня ночью!..

– А Ракель тоже здесь?

– Вы упрямы как осел. Очень красивы, но и очень упрямы. Умоляю, не настаивайте.

Женщина свернула за ближайший угол галереи, потянув за руку Рульфо. Сад и галерея продолжались, но его сопровождающая остановилась перед закрытой дверью, достала ключ и открыла замок. За дверью их ожидало тесное пространство, наполненное запахом сортира. Каморка и вправду походила на туалетную комнату, не чищенную месяцами. Где-то во мраке шевелилась некая тень.

Это была Сусана.

Рульфо оставил экстравагантную полную даму, вошел в каморку и опустился рядом с ней на колени:

– Они что-нибудь с тобой сделали?

Сусана отрицательно покачала головой. Она кусала ногти. Одежда ее была выпачкана, красное пальто валялось поодаль, но сама Сусана, казалось, не пострадала.

– Жаль вас покидать, – певуче произнесла женщина с порога, – но… что поделаешь, долг есть долг. А вся подготовка к вечеру входит как раз в мои обязанности. Боже, как же жарко в этих нижних юбках… Увидимся ночью, на вечеринке. Помните, что вы обещали мне первый танец, – прибавила она и ушла, закрыв дверь на два поворота ключа.

В стенах оказались трещины, так что темнота разбавлялась лучиками света, но вот насыщенная зловонием атмосфера этой каморки была удушающей. Рульфо снял пиджак и сел на пол рядом с Сусаной.

– Она омерзительна!.. – прошептала Сусана, покусывая пальцы. – Меня… Меня просто тошнит от нее!..

– Меня тоже.

– Слизняк какой-то! Она гадкая! Она!.. – Девушка сменила палец, выбрав мизинец. И с остервенением куснула.

– Ничего они нам не сделают, Сусана, успокойся. Им нужна фигурка, и только… Та самая фигурка, которую мы достали из аквариума, помнишь, я вам с Сесаром рассказывал?.. Им нужна только она. А потом они нас отпустят.

В голове вертелся вопрос: почему Ракель его обманула? Он не сомневался в том, что именно она изготовила новую фигурку, воспользовавшись одним из пластмассовых солдатиков своего сына и добавив растопленного воска. Он припомнил догоревшие свечи, которые заметил у нее дома, и слова мальчика: «Одной не хватает». Но зачем она это сделала? И почему ничего ему не сказала?

Он обернулся к Сусане, думая о том, что сейчас для него самое важное – ее успокоить.

– Не кусай пальцы, ты поранишься…

– Н-не-е-ет…

– Возьми себя в руки! – разозлился Рульфо, вынимая ее руку изо рта.

Ее реакция поразила: она резко вырвала свою руку и снова сунула пальцы правой руки в рот, словно голодный хищник, у которого попытались отобрать добычу.

– Мне ссссделали кое-что-о-о, – шепнула она, не переставая покусывать пальцы, и показала другой рукой на живот.

Рульфо почувствовал, как внутри все заледенело. Он приподнял свитер Сусаны и склонился над ней. Несмотря на недостаток света, нанесенная на белую кожу гусеница стиха, черная и блестящая, была четко различима.

Уильям Блейк. Сесару безумно нравился Блейк, этот таинственный британский поэт и гравер. Не был ли именно он вдохновляем Малефицией, дамой номер шесть, той мужеподобной дамой, чьим символом служила голова козла? Не его ли он видел на груди размалеванной женщины?

Но в данный момент все эти подробности Рульфо не интересовали.

– Когда это на тебе написали?

Она ответила сквозь сопенье, которым сопровождалось вгрызание зубов в ногти обоих средних пальцев.

– …проснувшшшисссь… Здесь…

– И с тех пор ты не можешь… перестать… кусать себя?

Рульфо ощупал оставшиеся свободными пальцы ее рук и содрогнулся: мякоть под ногтями, распухшая и рыхлая, была практически обнажена и сочилась кровью; пальцы непроизвольно шевелились, словно маленькие слепые животные.

Он попытался быстро придумать, что же делать. Одному Богу известно, до каких пределов доходит сила этой филактерии. Одному Богу известно, когда иссякнет ее воздействие. Холодный пот ручейками бежал по его спине.

– Слушай меня внимательно, Сусана… Успокойся и послушай меня.

Она выразила согласие, кивнув головой, но не бросив свое занятие.

– Стихи вызывают действие. Помнишь, что говорил нам Сесар о силе поэзии?.. На тебе написали стих, и это заставляет тебя… делать то, что ты сейчас делаешь. Ты поняла?.. – Он не знал, понятно ли объясняет, и менее того – какими словами это объяснить. Но ему казалось жизненно важным, чтобы она осмыслила то, что с ней происходит.

Сусана вновь согласно кивнула.

– Хорошо, тогда давай сделаем вот что: я свяжу тебе руки за спиной, согласна? Больно тебе не будет, клянусь.

Говоря это, он взял свой пиджак. Но рукава оказались недостаточно длинными. Тогда он взглянул на пальто Сусаны, лежавшее на полу. У него был пояс. Это подойдет. Рульфо повернулся к ней:

– Ну давай, дай мне руки… Сусана, ты меня слышишь?.. Дай мне руки…

Она согласно кивала головой, но не слушалась. Стало ясно, что ему придется применить силу. С большим трудом он отвел руки от ее зубов. Даже в полумраке он смог заметить, что досталось уже и фалангам. Сусана, должно быть, испытывала жгучую боль, но, несмотря на это, отчаянно сопротивлялась попытке связать ей руки. Она настойчиво пыталась достать зубами пальцы. Сжав ей локти, Рульфо смог перевернуть ее вниз лицом. Он взял пояс и связал ее запястья за спиной, крепко затянув узел. При этом не забыл удостовериться, что кровоснабжение не нарушено. Когда дело было сделано, он ласково погладил девушку по потному лицу и откинул со лба прядь волос.

– Тебе лучше?