Вдруг мир для него окончательно померк.

Вечеринка.

Этой ночью будет вечеринка.

Убранство комнаты было роскошным. Спальня. Рульфо, обнаженный, чистый, стоял на ковре. Как он сюда попал, было ему неведомо: последнее, что он помнил, – это омерзительную каморку и… Но подумал, что все, происходившее с Сусаной, не может не быть жутким кошмаром. Он давно уже перестал удивляться тому, насколько яркими сделались его сны по сравнению с действительностью, с тех самых пор, как он оказался в этой усадьбе.

На кровати, заботливо сложенная, словно праздничная скатерть, лежала белая мужская рубашка. Черный галстук приземлился сверху, будто невообразимо прекрасная бабочка. На плечиках – смокинг. Сомневаться не приходилось: они хотят, чтобы он облачился во все это. Так он и сделал. Все пришлось точно по фигуре.

Когда он открыл дверь, волны старинных мелодий, разговоров, смеха и звуков рояля достигли его ушей. Он двинулся вниз по лестнице, и, пока он спускался, взору его открывался театр теней – очертания мужских и женских голов, размноженные канделябрами. Гостиная была та же, где несколько часов или дней назад (он не мог сказать, сколько прошло времени) его встретила грузная женщина. Теперь в зале было полно народу. Джентльмены были в смокингах, а дамы – в вечерних платьях. Официанты обоих полов сновали с подносами. Все это выглядело как роскошный прием.

Он дошел до конца лестницы и влился в толпу. В противоположном конце гостиной виднелись двустворчатые стеклянные двери, распахнутые в только что опустившуюся ночь, – на небе вставала луна. Поэтическая ночь. Двери вели на террасу. Какой-то мужчина, стоя к дверям спиной, вел беседу с некой дамой, умопомрачительный вырез на спине у которой сходился в виноградине копчика. Когда Рульфо подошел к ним поближе, мужчина повернулся и взглянул на него.

Это был Сесар.

– Я здесь ad honorem[45], дорогой ученик. Я не напрашивался, но меня включили в список приглашенных.

Объяснение показалось Рульфо абсурдным, но он уже решил ничему не удивляться и ждать развития событий. Вдруг ему захотелось курить. А также чего-нибудь выпить и съесть. Он заметил поднос с нарезанными треугольником бутербродами, проплывавший мимо, и взял парочку с чем-то мягким, что вполне могло быть свиной колбасой с красным перцем. Потом выяснилось, что он ошибся, но в любом случае было вкусно. Сесар раздобыл для него бокал шампанского, а сам, не жуя, целиком проглотил слоеное пирожное.

– А я хотел тебя увидеть, – проговорил он каким-то фантастическим образом совсем без паузы, словно пирожное исчезло из его рта, провалившись в некую широкую и темную воронку. – Нам нужно поговорить, Саломон, не так ли? Обобщить все случившееся. Резюмировать. Вернуться к началу. Все это заслуживает серьезных размышлений. Не прогуляться ли нам?

Дорожка, обсаженная по бокам бугенвиллеями, манила в темноту. Облаченные в смокинги, с бокалами шампанского в руках, Рульфо с Сесаром выглядели типичными бизнесменами, отмечающими успешную сделку.

– Ты уже осмотрелся? – Сесар широким жестом обвел сад. – Он огромный. Я вот уже потратил некоторое время, суя свой нос то туда, то сюда. Бессчетные гостиные, рапсодомы… Гости съезжаются со всего света. Каждый занимает свою ступень в иерархии, но мне шепнули, что есть возможность повышения…

– Мне что, рассматривать это как предложение работы? – поинтересовался Рульфо.

Секунду Сесар молча смотрел на него. Затем расхохотался:

– O, нет-нет, это всего лишь комментарий!.. Кое-какие подробности!.. – Он с трудом вернул на лицо серьезную мину, но про себя как будто продолжал смеяться. – Кстати, как дела у Сусаны?

Рульфо чуть не поперхнулся шампанским, которое как раз в тот момент подносил к губам.

– Плохо. Очень плохо. Неужели ты не в курсе?

– Я в курсе?.. Да нет, я знаю не более того, о чем мне рассказали. – Сесар отшвырнул ногой ветки кустарника, лежавшие у них на пути. Лакированный верх его туфли рассыпал искорки. – Знаю, что ее где-то заперли; сама, глупая, виновата. Знаю, что переживает не лучший момент в своей жизни. Знаю, что ей не следовало приходить на свидание вместе с тобой. И это все, что я знаю. Но, скажу я тебе ad pedem letterae[46], кому-то приходится платить по счетам, а кто-то эти счета выписывает. Тем не менее ее могут и простить. В конце концов, она ни в чем не виновата. Все зависит от нас. Каждое сказанное слово важно.

Повисла пауза. Они все дальше уходили по одной из темных дорожек, расходившихся лучами от дома. Пара других гостей (две белые манишки, плывущие в темноте) двигалась им навстречу, будто отражение в передвижном зеркале, подвешенном перед ними.

– Дамы еще не прибыли, – сообщил Сесар, – но обязательно будут. Они всегда появляются под конец приема.

– Полагаю, что я уже имел удовольствие познакомиться с некоторыми из них.

– И я тоже. Сама любезность, должен тебе сказать. Вот другие окажутся в худшем настроении. Но это и понятно. Они немного нервничают. Им пришлось пережить немало неприятных событий. Они мне их перечислили, и я едва смог поверить своим ушам. Я счастлив, что я не одна из них, уверяю тебя. O, быть одной из них – ужасная участь!.. Сейчас они столкнулись с очень серьезным кризисом. – Сесар наклонился к уху Рульфо. Его дыхание представляло собой аэрозоль из шампанского. – Они подозревают, что есть предатели… Такие вот дела, понимаешь ли. Они не могут доверять никому… – Он снова отстранился и подмигнул.

Рульфо спросил себя, что он хочет этим сказать.

– Но мы с тобой кое-что можем сделать, чтобы прояснить ситуацию. А когда все выяснится, разойдемся по домам и отпразднуем счастливый финал. Или, если тебе захочется предпочесть другую альтернативу, останемся здесь и примем «предложение о трудоустройстве», ad libitum…[47] – Он снова расхохотался, словно воспоминание о формуле, связанной с трудоустройством, действовало на него подобно неустранимой щекотке. – Но не стоит забывать и о том, что мы могли бы вернуться к прежней жизни. В том числе и Сусана, конечно же. Все в добром здравии и прекрасном расположении духа. Они нам позволят. Но в ответ они хотят немного сотрудничества с нашей стороны.

При упоминании Сусаны Рульфо чуть не вырвало.

Теперь он начинал понимать: то, что он видел в той камере, ему не приснилось.

Уроборос.

«Не думай об этом».

– Я вот уже им помог, в рамках своих скромных возможностей, – продолжил Сесар. – Рассказал обо всем, что мы нашли в доме Раушена, этого лицемера, предателя, перебежчика… – Глаза его искрились весельем, даже тон голоса был мягким, будто бы Раушена он не оскорблял, а подшучивал над ним в самом доброжелательном тоне. – Я свою лепту внес. Теперь твоя очередь. И вот так, все вместе, мы и справимся с трудностями. Так что, если ты не против, я подытожу.