– Вот только не надо вот этого! – рассмеялся Таласс, и Хью почувствовал, как камень падает с души.

Ничего серьезного не произошло. Просто какие-то рядовые проблемы.

– Буду должен тебе прогулку. – Таласс положил руку ему на плечо и заглянул в глаза. – Просто чуть позже, хорошо?

– Конечно. – Хью почувствовал, что за улыбкой Таласса все еще кроется беспокойство, но решил, что чем спокойнее будет Талассу рядом с ним, тем быстрее тени развеются.

Потому ему проще – лучше – выгоднее стать островком спокойствия, а не задавать вопросов.

И он первым двинулся вверх по улице.

* * *

Бритт снился город. Она стояла на дороге, освещаемой лишь зелеными фонарями, и смотрела, как из темноты в легком ореоле танцующих снежинок проступают силуэты городских стен и башен. Город был старым – очень старым. Подойдя ближе, она увидела, что на обветшалых башнях растет мох, а на воротах сидят огромные черные птицы.

Откуда-то Бритт точно знала, что от птиц надо держаться подальше. Но куда было деваться? Ей нужно было в город. Она это знала.

Неожиданно на городской стене начали зажигаться огоньки. Сначала один, за ним – другой, через мгновение – третий, и вот уже целые пучки, охапки желтоватого цвета очертили силуэт стены.

Город мгновенно преобразился: из печальной готической развалины превратился в пряничный домик с рождественских открыток. Даже птицы потеряли свой жуткий облик, превратившись в подобие тауэрских воронов – символ, не больше. Какую опасность может представлять символ?

Бритт почувствовала облегчение.

В самом деле, из-за чего она так напугалась? Видно же, что город приятный и светлый. Конечно, ей туда надо.

Всем туда надо.

Только в такой город и надо стремиться, раз уж угораздило родиться на планете Земля, суровом и нелюдимом месте, что иронично в условиях того, что только на ней и обитают люди. Только она им, кажется, не рада – иначе как объяснить серое уныние будней, от которого не спастись даже с помощью самых ярких красок и самой дивной музыки…

Стоило подумать о музыке, как Бритт услышала и ее.

Тонкий, тихий, едва различимый на грани восприятия скрипичный плач проникал в ее сердце и наполнял радостью встречи, настолько долгожданной, что о ней уже давно успела позабыть и сама Бритт, и ее гостеприимный визави.

Кто он?

Она определенно когда-то знала. Смутные воспоминания ворочались внутри нее, как полузабытый сон, взбудораженный скрипкой. Но уловить образ никак не удавалось, и Бритт оставила попытки и просто пошла вперед.

Путь до города не уменьшался – если поначалу Бритт двигалась с энтузиазмом, то теперь идти стало тяжелее, дорогая тяготила ее. Словно она двигалась сквозь вязкое болото.

– Эй! – рассердившись, крикнула Бритт. – Ты хочешь меня видеть или нет?!

Птицы, все как одна, разинув клювы, каркнули громко и злобно. От этого звука мурашки побежали по спине. Тон музыки изменился: стал вопросительным, ожидающим.

– Да я не могу к тебе прийти! – вновь крикнула Бритт, даже не понимая, с кем ведет беседу.

Скрипка вновь поменяла тон, и невидимое болото отпустило Бритт так же неожиданно, как и захватило в плен. Обрадовавшись вернувшейся возможности свободно двигаться, Бритт поспешила к воротам. Больше никаких препятствий на пути не встретилось – однако Птицы продолжали кричать, глядя на нее желтыми неподвижными глазами.

К воротам вел подъемный мост, который нынче был опущен и перекинут через небольшой, давно пересохший ров. Пространство между двумя башнями было перекрыто решетчатыми воротами, которые поднимались с той же скоростью, с которой двигалась Бритт – так, чтобы открыться до конца ровно в тот момент, как она ступила на мост.

Скрипач ждал ее по другую сторону ворот.

Скрипка в его руках покрылась инеем, струны дрожали, но смычок ходил по ним плавно и нежно, и мелодия лилась чистая, без нотки грубой фальши. У скрипача были светлые волосы, доходящие ему до плеч, вьющиеся непослушными кудрями, и ничем не скрепленные. Ветер трепал их, приводя в беспорядок, но скрипачу не было до этого дела.

Бритт подумала, что никогда не встречала – разве что как-то во сне – такого красивого человека.

А посмотрев в его раскосые, ясные, как весеннее небо, глаза, она поняла, что всю жизнь стремилась попасть к нему. Ей надо к нему.

Она шагнула вперед и ощутила, как сдвинулись горы, закрывая ее от мира, оставляя только путь через ров к воротам, в дивный город, переливающийся – теперь она видела – всеми красками мира, существующими и вымышленными, и даже теми, до которых не додумалось человеческое воображение.

Скрипач играл.

Подойдя ближе, Бритт услышала смех, детский, юношеский, и даже старческий – переливы веселья захлестывали город, точно необузданная морская волна. Ей отчаянно захотелось быть там, с ними, только и делать, что радоваться и смеяться в единственном цветном месте во всем сером унылом мире, в единственном месте, где ей будут рады, где она нужна….

Бритт заставила себя остановиться. Этот человек… Она знала его, конечно, знала. И скрипку его знала с юных лет – с тех детских и глупых лет, когда врагами казались все, кроме Брайана и Ри, когда ей действительно хотелось куда-то сбежать от реальности. Но теперь все не так!

Теперь она выросла и нашла столько увлекательного в своей настоящей жизни, что рисует ее без остановки и не может перестать рисовать. И ей не нужны иллюзии жизни, чтобы осознать ее на вкус, запах и цвет!

Бритт резко остановилась.

Скрипач тоже замер. Его красивые голубые глаза опасно сощурились, так, что девушке стало не по себе от его взгляда. По лопаткам пробежал неприятный холодок. Но Бритт заставила себя высоко поднять голову, выставить вперед подбородок и несколько раз глубоко вздохнуть.

ДРОССЕЛЬФЛАУЭР!

Имя возникло в голове как россыпь ярких стеклянных бусин.

Бритт вспомнила его: господин Мэр города Марблита, заманивающий детей и взрослых звуками своей волшебной скрипки, против которой нет спасения…

– Я не пойду! – крикнула она.

– Я не хочу! – срывая голос.

– Мне не страшно! – ни на что не надеясь.

Крик ее поглотил снегопад.

В оглушающей тишине, обступившей ее со всех сторон, Дроссельфлауэр опустил смычок и скрипку. Он смотрел прямо, и взгляд его резал, как стекло.

– Верни, что украла! – прогремел он.

Бритт испугалась, что он сейчас перейдет через мост и силой затащит в город, но этого не произошло – словно магия работала в обе стороны, и Дроссельфлауэр так же был скован пространством.

Птицы разинули острые клювы и хором закаркали – страшно, дико, неистово, и все их желтые немигающие глаза смотрели на Бритт.