Она вновь вспомнила о Китнисс. Что бы сделала ее героиня?

Как минимум, для начала выслушала бы злодея.

Меган глубоко вздохнула и медленно выдохнула.

Да, она сделает так же – выслушает, что скажет господин мэр, постарается задавать такие вопросы, чтобы вытянуть из него максимум информации, и сохранить спокойную, холодную голову.

«Дыши, Меган», – сказала она самой себе. – «Дыши, и продержимся до прихода помощи».

Помощь придет.

В сказках всегда приходит.

Она улыбнулась через силу и сделала шаг навстречу похитителю.

– Итак, мы здесь, – сказала она нарочито бодрым тоном. – Вы хотели что-то мне сказать? Я слушаю, господин Мэр. Очень внимательно.

Дроссельфлауэр улыбнулся:

– Для начала сядьте, моя леди. Слышали, как говорят – в ногах правды нет?

– Слышала. И все же предпочту постоять.

– Нет, я настаиваю. Сядьте. – Это была уже не просьба.

Меган вскипела.

Теперь этот тип ей еще и приказывает. Однако она заставила себя выдохнуть и успокоиться. Она же решила: дышать и держаться. Что же у нее, настолько нет силы воли?

– Хорошо, – сказала она. – Но здесь нет ни одного стула. Куда же мне сесть?

– Это легко исправить, моя дорогая. – Дроссельфлауэр нажал на незаметную панель, и из стены с легким жужжанием выехало кресло.

Меган с опаской на него посмотрела.

Кресло, обитое потертым зеленым бархатом, было напичкано шестеренками. Все в нем двигалось и тикало непрерывно. Полированные ножки стояли на небольшой подвижной платформе, что позволяло доставлять кресло из ниши в стене и обратно в считанные секунды. Подлокотники тоже были из дерева – Меган уже и здесь не удивилась бы стеклу. Но ей хватило и механизмов.

– Нет чего-то проще? С детства, знаете ли, не люблю часы! – рискнула она.

Дроссельфлауэр отмахнулся:

– Не надо врать, дорогая, я знаю о вас все: где мечты, там и страхи, и часы точно в них не входят. Пожалуй, опасайся вы часов, я стал бы опасаться вас. Не хватало еще, чтобы ход часов снова… Да неважно. Садитесь, милая.

– Но я…

– Садитесь, – с нажимом повторил он, и Меган ничего не оставалось, как подчиниться.

Она с опаской шагнула вперед и присела на самый край кресла. Но то ли сработал какой-то из спрятанных в нем механизмов, то ли сама конструкция была такой – Меган мгновенно оказалась прижатой к спинке, а на талии ее застегнулся металлический ремень.

– Что?..

Она рванулась вперед и по неосторожности опустила руки на подлокотники. В считанные секунды ее запястья также оказались скованными.

– Что вы себе позволяете?! Отпустите меня! Немедленно отпустите!

– Тс-с-с-с, моя милая, тише. Вас все равно никто не услышит здесь, – все с той же улыбкой сказал Дроссельфлауэр. – Это для вашей же безопасности. Мне дорога ваша жизнь – не меньше, чем вам самой. А у нас впереди столько работы, столько чудес!

– Но почему именно со мной?! – чуть не плача, простонала Меган. – Почему не с Бритт или Хью?!

Дроссельфлауэр задумчиво потер подбородок, словно слова Меган его озадачили.

– В самом деле, почему не они, – медленно произнес он. – Я и сам думаю, как так получилось? Ведь сначала я видел потенциал совсем в другой… Еще немного, и я мог бы страшно ошибиться!

– Я не понимаю…

– Иногда тот, кто, кажется, наделен блестящим воображением и талантом на деле оказывается глух к истинным возможностям.

– Бритт бы обиделась!

– Совсем не имею цели ее обидеть, что вы! – усмехнулся Дроссельфлауэр. – Говорю как есть: поначалу я ждал, что именно она раскроется, распустится дивным цветком. Но она – даже сейчас – сопротивляется моей музыке. У нее есть – какое ужасное слово – реальность. Она цепляется за собственный узкий и бледный мир как за самое большое сокровище.

Меган повела плечами.

В таком ключе она о Бритт никогда не думала, – она вообще мало думала о Бритт до этого момента – но слова Дроссельфлауэра ее покоробили. Неужели он правда счел Бритт пустышкой? Она умна, и прозорлива, и наблюдательна, словом – настоящий художник.

– Она настоящий художник! – крикнула Меган.

– И только? Всего-то. Чтобы быть художником, надо уметь хорошо рисовать. А чтобы быть… мечтателем, демиургом, надо иметь нечто большее, чем простой талант.

– И что же, по-вашему, я это «что-то» имею?

– Да не только «по-моему», – пожал плечами Дроссельфлауэр. – Город тоже согласился. Он принимает ваши мечты и чаяния, леди Меган. Они пластичны и способны вплестись в ткань новой реальности. Вам доводилось когда-нибудь плавить стекло?

– Нет…

– Жаль. Надеюсь, однажды вы навестите старину Джима… Так вот, стекло, когда его только вынули из огня, мягкое и податливое. Ему можно придать любую форму, затем остудить, и только потом покажется финальная красота. Ваши мечты и надежды сейчас – кусочки стекла, а я – плавильная печь. Я тот огонь, который не просто воплотит то, на что вы и надеяться не мечтали. Я придам этому идеальную форму. Такую, что вы в скором времени забудете о своих сомнениях.

– Вы сумасшедший… – прошептала Меган, глядя на него с возрастающим ужасом в глазах.

Дроссельфлауэр покачал головой.

– Нет, моя милая. Я – архитектор.

* * *

Мистер Гласс еще спал, когда Хью и Таласс подошли к его лавке. По крайней мере, изнутри не доносилось ни звука, и все было погружено во мрак.

Таласс решительно ударил кулаком по двери.

– Эхей, Гласс! – крикнул он. – Поднимайся, старина, утро уже настало!

Тишина.

– Это Таласс, Гласс! И я привел с собой юного мастера Хью, кажется, вы знакомы? Ты не можешь пропустить начало такого дня!

В глубине лавки послышались звуки – какое-то постукивание, покряхтывание, что-то еще, что Хью не мог разобрать. Наконец, задвижка со скрипом отодвинулась, и показалось встрепанное сонное лицо мистера Гласса.

– Доброе утро, – моргнув, пробормотал он.

Взгляд за стеклами очков перешел от Таласса к Хью. Мистер Гласс нахмурился – и Хью решил было, что стекольщик его не узнал, но через мгновение на лице появилась знакомая улыбка.

– Мастер Хью! Мастер Таласс! Как же радостно видеть вас первыми гостями в этот снежный день! – мистер Гласс распахнул дверь, запуская гостей внутрь. – Вы, как всегда, так рано – и уже на ногах. И мастеру Хью отдохнуть не дали.

Он осуждающе покачал головой. Таласс рассмеялся.

– Мастер Хью оказался не любителем долго спать. Хоть кто-то в этом городе теперь меня понимает!