Несмотря на всю тревожность положения император держался в отношении Лондона прежней линии поведения. В начале 1801 г. он поменял резиденцию, обосновавшись в сырых палатах Михайловского замка, окруженного рвами и брустверами сурового архитектурного исполина, воздвигнутого на месте, где прежде стоял деревянный Летний дворец.

Это его последний дом, здесь в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. его настигла смерть. Заговорщики, которых возглавляли петербургский губернатор граф Пален, генерал Беннигсен и князь Платон Зубов, проникли в полночь в спальню императора и потребовали его отречения. Павел отказался, началась перебранка, гневные крики разорвали тишину уснувшего дворца и разъяренные заговорщики подняли руку на императора.

В своих покоях на первом этаже дворца не спал наследник. Он согласился на отстранение отца от власти, но на его убийство он согласия не давал. Он потрясен событиями этой ночи. Главный организатор заговора граф Пален говорил графу ле Ланжерону: “Великий князь Александр потребовал от меня торжественной клятвы, что жизни его отца ничто не будет угрожать; я ему такую клятву дал”. Новый государь отправит Палена в изгнание в его курляндские земли.

Убийство Павла спутало все планы Бонапарта; он обвинил в нем англичан и дал волю своему гневу в коммюнике, опубликованном в “Мониторе”: “Павел I скончался в ночь с 24-го на 25-е, английская эскадра прошла Зунд 31-го. История когда-нибудь расскажет нам о связи двух этих событии”.

Англия, действительно, решила действовать с позиции силы: ей жизненно необходимо вернуть флоту свободу плавания в северных морях и оградить интересы своей торговли. Британским военно-морским силам поставлена задача подавить сопротивление Копенгагена, Ревеля и Кронштадта.

В Санкт-Петербурге известие о смерти императора встретили с огромным облегчением. Природа богато одарила этого монарха, но отказала ему в уравновешенности, без которой невозможно править людьми.

В Котке маркиз де Траверсе после смерти Павла занес в свой дневник запись, подводящую итог реформам императора на флоте:

“Павел I учредил военную комиссию с тем, чтобы реформировать флот и дать ход всему, что на нем есть живого. От этого надобно было ожидать настоящих чудес, но если замысел был хорош, то исполнение — слишком поспешным. За несколько недель пытались построить то, на что потребны годы”[132].

Александр нашел верные слова для характеристики отцовского царствования: “Отец, взойдя на трон, желал переделать все. И в начале многое ему удавалось на диво, но достойного продолжения не было. Беспорядок, наступивший в делах, день ото дня лишь увеличивался”.

На флоте, для повышения мощи которого более всего важны последовательность и систематичность, такой стиль управления также не мог не сказаться.

Вне сомнения, вице-адмирал де Траверсе, немало сделавший для того, чтобы имя России стало известно в самых отдаленных частях света, особенно тревожился о судьбе тех серьезных научных разработок, которые велись при поддержке почившего монарха. Среди них гидрографическое описание Белого моря, начатое в 1797 г., издание в 1800 г. навигационных карт для плавания из Белого в Балтийское море, амбициозный проект создания всемирного морского атласа.

“Это сам Аполлон”, — воскликнул Наполеон, когда встретился с Александром I в 1807 г. в Тильзите.

Александр взошел на трон двадцати трех лет от роду. Он сильно отличался от отца как внешностью, так и нравом, разделяя с ним страсть к военным парадам. Он унаследовал от Павла некоторую неровность и неуравновешенность характера, у сына, однако, менее ярко выраженные. Александр был высокого роста, худощав, владел в высшей степени искусством нравиться людям. Его отличительным свойством была доброта. Его воцарение было встречено всеобщим энтузиазмом, что в значительной мере помогло ему преодолеть потрясение, испытанное от трагической смерти отца. Воспитанный в духе либеральных идей, он первым делом распорядился вернуть из Сибири ссыльных и открыть перед заключенными ворота Петропавловской крепости. Его заботят нужды народа. Российские подданные получили свободу передвижения. Александр замышляет глубокие реформы и берется за оздоровление финансов. Но будет ли он наравне с покойным царем радеть о флоте?

Сразу после своего восшествия на трон юный монарх произвел некоторые повышения по службе в армии и на флоте, отметив ими тех офицеров, к которым он питал особенное расположение.

14 марта маркиз де Траверсе получил чин адмирала и был пожалован титулом “ваше сиятельство” с правом передачи его по мужской и женской линии. По этому поводу сорокашестилетний адмирал обратился 19 марта к императору с благодарственным письмом:

“Ваше Императорское Величество Государь Императору

Милость, оказанная мне Вашим Императорским Величеством, делает этот день счастливейшим в моей жизни. Отныне я положу все силы на то, чтобы выказать себя достойным великой чести, коей меня удостоил мой государь. Осмелюсь сложить у Ваших ног свидетельства моей глубочайшей благодарности и вечной преданности”.

Внутренняя политика при Александре претерпела значительные изменения, но внешняя поначалу осталась прежней. Новый монарх не отступил от линии поведения, взятой его отцом в отношении Лондона. К Англии он чувствовал своего рода личную антипатию. А англичане так надеялись, что Александр, придя к власти, поспешит расторгнуть союз “вооруженного нейтралитета”, основанный Павлом, и недоумевают, почему он, лишенный главы, не распался сам собой.

Бонапарт тем временем направил в Санкт-Петербург Дюрока с поздравлениями новому царю и с поручением всемерно укреплять царя в его верности политике Павла I и в желании придерживаться прежних обязательств.

В конце марта английская эскадра из пятнадцати линейных кораблей и десяти фрегатов под командованием адмирала Хайд-Паркера и вице-адмирала Нельсона, державших свой флаг на борту “Элефанта”, подошла к Копенгагену. Несмотря на наступление весны действия английской эскадры осложняли встречные ветры и жестокий холод.

Англичане опасались появления русской эскадры из Ревеля и ее возможного взаимодействия со шведской эскадрой. Они не решались идти Зундом, не выведя из игры Данию. Помимо береговых батарей, этот пролив был чрезвычайно опасен мелями, банками и подводными камнями. Английским линейным кораблям не помогли бы самые лучшие лоцманы.

Дании предъявили требование немедленно выйти из коалиции, но этот ультиматум адмирала Хайд-Паркера был отвергнут, что не оставило англичанам выбора: им нужно разбить коалицию, чтобы открыть для себя Балтику. Сражение было жестоким, англичане потеряли три корабля, но остались победителями. Дания попросила перемирия и согласилась выйти из коалиции. Адмирал Хайд-Паркер вернулся в Лондон, командование перешло к вице-адмиралу Нельсону и он направил британскую эскадру в Финский залив.