– Это ненормально, – добавляет Лис.

– Кроме того, – говорит Нат, – не хочу быть жестокой, но вы, скорее всего, расстанетесь, когда ты переедешь в Нью-Йорк. Отношения на расстоянии долго не длятся, все это знают. Или у вас есть план?

Я не могу смотреть ей в глаза, так что изучаю свои ногти, протирая каждый большим пальцем.

– Да, есть, – говорю я тихо.

– И… – продолжает Нат.

Я наконец смотрю ей в глаза:

– Я остаюсь в Калифорнии.

Она таращится на меня:

– Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.

– Я не стала подавать документы в Университет Нью-Йорка. Только в Лос-Анджелес.

Лис смотрит на меня так, словно я только что заговорила на русском.

– Но… Нью-Йорк же… Что?

Я пожимаю плечами.

– Я могу подождать еще пару лет. В конечном счете я туда доберусь. И в Лос-Анджелесе есть действительно хорошие театральные учебные заведения. Университет Южной Калифорнии, Университет Лос-Анджелеса в Калифорнии, Фуллертон…

Звенит дверной звонок. Сейчас чуть позже одиннадцати.

– Кто это, блин? – ворчит Нат.

– Может, это Кайл, – говорю я, обрадовавшись, что нас отвлекли от темы.

– Он знает, что нельзя прерывать девичники, – говорит она.

Мне действительно хочется, чтобы ты не называл меня шлюхой. Не представляю, чтобы Кайл сказал такое Нат. Или чтобы Нат смирилась с этим, если бы такое случилось.

Мы с Лис идем за Нат к двери. Ее мама уже спит, и ее братья и сестры веселятся в отдельной комнате. Она становится на цыпочки и выглядывает в глазок.

– О, боже милостивый, – говорит она.

Я почти уверена, что Нат – единственный подросток в мире, который использует такие выражения.

Она поворачивается ко мне.

– Это твой парень.

Я слышу укор в ее тоне и качаю головой, понижая голос. Я обещала им, что не буду с тобой сегодня встречаться или звонить.

– Клянусь, я отключила телефон.

Снова раздается звонок.

Нат бросает на меня многозначительный взгляд, и я принимаю решение за долю секунды. Я хватаю Лис за руку и тяну ее в коридор возле двери.

– Молодец, – шепчет Нат.

Дверь открывается, и я наблюдаю за тобой и Нат в зеркало на противоположной стене. На тебе черная кожаная куртка, шляпа надвинута на глаза. Я отодвигаюсь, прежде чем ты заметишь, что я наблюдаю.

– Привет. Мне нужно поговорить с Грейс, – говоришь ты.

– Эм. Мы типа заняты сейчас, – говорит Нат. Она держит дверь слегка приоткрытой, рука лежит на ручке. Она может захлопнуть дверь перед его лицом в любую секунду. Знаю, она хочет это сделать.

– Мне нужно поговорить с Грейс, – повторяешь ты медленно, словно Нат плохо понимает по-английски.

– Слушай, я уверена, что бы это ни было, оно может подождать двенадцать часов…

Ты вздыхаешь:

– Натали. У меня был сегодня действительно долгий день, мы можем перестать играть в игры? Я хочу увидеть свою чертову девушку. Пожалуйста.

Мне нужно убедиться, что ты в порядке. Ты кажешься сильно уставшим. Должно быть, что-то случилось. Я иду по коридору и подхожу к двери.

– Привет, – говорю я.

Ты одариваешь Нат сердитым взглядом, прежде чем повернуться ко мне:

– Можем мы минутку поговорить? За дверью?

Я оглядываюсь на Нат, словно ищу ее разрешения.

Она поджимает губы.

– У тебя десять минут. А потом мы ее забираем.

Ты ей не отвечаешь. Ты просто поворачиваешься и начинаешь идти по лужайке по направлению к своему припаркованному «Мустангу».

Нат поворачивается ко мне:

– Не думай, что это романтично. Это властно, доминантно и грубо.

Лис кивает:

– Согласна.

Я вздыхаю и надеваю свои «Доктор Мартенс».

– Я вернусь через десять минут. Обещаю.

Я иду по траве и сразу же понимаю, что нужно было надеть толстовку. Здесь холодно. Я вижу свое дыхание облачком в воздухе.

Ты облокачиваешься на капот машины со скрещенными руками. Уличный фонарь освещает тебя, словно мы на сцене. На всех домах вокруг рождественские украшения и надувные Санты. Было бы романтично, если бы ты не выглядел таким злым.

– Что не так? – спрашиваю я. – Что случилось?

Все как-то странно с той ночи на парковке торгового центра. Мы не ссоримся, но между нами есть напряжение.

– Ничего. Мне нужно было с тобой увидеться. Что это была за фигня с Натали?

– Я обещала ей, что сегодня только девочки. Помнишь?

– Необязательно было вести себя как сука.

– Она не сука, – говорю я твердым голосом. – Она моя лучшая подруга.

– Слушай, я пытался позвонить тебе раз десять, но телефон сразу переходил на автоответчик. Не было другого способа связаться с тобой.

– Девичник – священная традиция, – говорю я, – и не надо было вести себя с ней как придурок.

– Она не давала мне увидеться с тобой!

Я стою и просто смотрю на тебя, пока ты не закатываешь глаза и не говоришь:

– Ладно. Прости.

Ты замечаешь, что я дрожу, снимаешь свою куртку и накидываешь на мои плечи. Она теплая и пахнет тобой.

Ты берешь меня за руки и притягиваешь к себе.

– Не злись. Я тебя люблю.

Я все еще слышу, как лучшие друзья говорят мне порвать с тобой. Слово «шлюха» снова звучит в голове, снова и снова. Я отнимаю свои руки из твоих.

– Я рассказала девочкам, что случилось той ночью, когда я была на работе. – Я кусаю губу. – Они очень разозлились. Может быть, из-за этого Натали не очень дружелюбна.

Ты смотришь на меня:

– Почему ты рассказываешь им об этом дерьме? Это личное… Это только наше дело.

– Потому что это случилось, и, даже если мы помирились или типа того, я все еще расстроена. Ты назвал меня шлюхой, Гэв. Я не могу просто так это забыть.

– Я не хотел, – говоришь ты. – Я же сказал тебе. Я был зол. – Ты протягиваешь руки и прижимаешь меня к себе. – Ладно тебе, не держи на меня зла до конца жизни.

Я встречаюсь с тобой глазами:

– Если ты когда-нибудь еще будешь так со мной разговаривать, я уйду. Понятно?

Ты сглатываешь:

– Да.

Ты кажешься таким грустным и раскаявшимся, что я не могу не взять твое лицо в руки и не прижаться к тебе губами.