— Будет. Алиция считает, что я предал интересы семьи. И вообще на редкость неблагодарная скотина, которой в доме теперь делать нечего.

— Погоди… — Жанна потерла глаза и подавила очередной зевок. — Получается, что тебя…

— Выгнали, — завершил фразу Кирилл. — Велели убираться куда глаза глядят.

Это было… невероятно.

— И да, отныне мне не только в дом ход заказан. Можно считать, что я уволен…

— И куда ты теперь?

Кирилл улыбнулся, и улыбка эта была весьма хищной.

— Куда-нибудь. Я же тебе говорил, что они себя несколько переоценили… но я о другом, дорогая невеста…

— Невеста?

— Ты же вчера согласилась на мое предложение, поэтому невеста.

— А мне показалось, что это согласие тебя не обрадовало.

— Показалось, — отмахнулся Кирилл. — Так вот, дорогая невеста, предлагаю и вам умыться, одеться и покинуть сей гостеприимный дом…

— Почему?

— Потому что я не хочу овдоветь еще до свадьбы. — Это он произнес серьезно, и Жанна поверила. Она просто представила, как останется одна.

Наедине с Ольгой.

Или с Николаем, который, кажется, увлечен своими расчетами, но на деле нельзя верить тому, что кажется… Или вот Игорь… Он назвал Аллу желтой, и она умерла.

— Алиция Виссарионовна не обрадуется.

— Плевать! — Кирилл был настроен весьма решительно.

— И лишит меня наследства… И тогда ты получишь невесту без приданого.

— Ничего. Как-нибудь переживу. — Кирилл протянул расческу: — Давай, Жанна, пошевеливайся… если, конечно, не передумала.

Ну уж нет! Хватит с нее и тайн, и секретов, и родственных запутанных чувств. Останется без миллионов? Ничего. Проживет. Жила же до этого как-то… И эта простая мысль принесла Жанне несказанное облегчение.

Она быстро умылась, привела себя в порядок еще быстрей. Сумку, уже собранную, еще раз проверила. Черное платье оставила в шкафу, все-таки слишком дорогой подарок будет…

— Я готова, — сказала Жанна, и Кирилл подхватил сумку:

— Идем.

Почему-то Жанне казалось, что просто уйти им не позволят.

Будут останавливать.

Отговаривать.

Приводить веские доводы в пользу того, чтобы Жанна осталась… Но старуха, которая сидела в холле, перелистывая хрупкие страницы какой-то очень древней с виду книги, на Жанну и внимания не обратила…

— Не расстраивайся, — сказал Кирилл, отправив сумку в багажник машины. — Все у нас еще будет.

— Ты и вправду собираешься на мне жениться?

— Да.

— Даже теперь?

— Даже теперь. — Садиться он не спешил, дважды обошел машину, присел у каждого колеса, заглянул под капот. И действия эти были напрочь лишены смысла, но Кириллу они требовались. — Видишь ли, Жанна, я привык доверять своему чутью. Разум разумом, а интуиция важней… Она меня не раз выручала. И вот эта самая интуиция утверждает, что из нас с тобой получится неплохая пара. Садись.

Он открыл дверцу.

Интуиция, значит… Мужчины интуиции не верят. И за этим его желанием виделся расчет. А если это он? Алла вчера угрожала ему… и не только ему… и у него имелся мотив… и если так, то… не сходится, у него не хватило бы времени, разве что…

…разве что крик включили бы после убийства.

А почему бы и нет?

Он проводил Аллу до ее комнаты, и ему она подчинилась… И что мешало ему вернуться? Пошла бы Алла за ним, явись Кирилл к ней? Скорее всего, да… а он довел бы до лестницы и столкнул вниз. А потом включил запись с криком и поспешил бы к Жанне, не из беспокойства, но для того, чтобы алиби себе создать. И надо полагать, у него вышло, поскольку, озвучь Жанна нынешние свои измышления, над ней посмеются.

Одно не сходится: зачем Кириллу сочинять историю про убийство? Все ведь рады были версии с несчастным случаем. А он полицию вызвал.

Со старухой рассорился.

— Что, думаешь, не я ли от Аллы избавился? — поинтересовался Кирилл. И Жанна призналась:

— Думаю.

— Зачем мне?

— Не знаю… Она ведь угрожала что-то рассказать…

— Я даже знаю, что именно.

— И что?

Не расскажет. Если это тайна. А это тайна, иначе угроза не имела бы смысла.

— Она догадывалась, что в последний год я работаю отнюдь не на семью. Видишь ли, дорогая моя невеста… они все почему-то думали, что я принадлежу им. Что если они меня вытащили из детдома, то теперь я должен быть им благодарен по гроб жизни. Я и был благодарен, но всему есть предел. И считаю, что долг свой я выплатил, а быть сторожевой собакой при чужих деньгах я не согласен.

Он замолчал, уставившись на дорогу.

И молчание длилось и длилось, а дорога тянулась. Вел Кирилл аккуратно, пожалуй, чересчур аккуратно, и ехал медленно. Наверное, это тоже отголосок памяти и страха, который он испытывает и всякий раз, садясь за руль, преодолевает.

Жанна смотрела то в окно, на елки и березы, то на широкую ленту разделительной полосы, то на Кирилла, молчаливого, сосредоточенного.

Она не выдержала первой:

— Как ты думаешь, кто из них?

— Не знаю, — Кирилл отозвался сразу, точно ждал этого вопроса. — Любой мог. У них ведь спросили, почему они так долго… собирались на крик.

— И что?

— И ничего. Ольга сказала, что искала халат и тапочки, а потом какую-то маску смывала, ведь в маске показаться на люди никак невозможно. Николай признался, что вроде бы как был не дома, гулял… а крик услышал и пошел… пошел, Жанна, не побежал… но ведь он появился не снизу, я точно помню. И говорит, что возвращался через кухню. Может, и так…

— Может. А Игорь?

— Игорь стал твердить, что ему обязательно нужно портрет написать… у него случилось обострение. Ему нельзя волноваться…

Осталось трое.

Игорь, который, несмотря на все обострения, сумел бы убить.

Или нет?

Ведь все было спланировано. И крик. И лестница. И масло это… и если бы она не умерла, ее бы добили… А Игорь сумел бы спланировать?

Николай считает, что нет. Но это Николай… а быть может, безумец вовсе не столь уж безумен, как это представляется?

Николай… еще проще. Уж он-то мыслит системно. Алла его сестра, но особой любви к ней он не испытывал. Да и что значат родственные связи, когда на кону миллионы? Ольга… Про нее думать тяжело. Алла — ее ребенок, а мать, которая убивает своего ребенка, это что-то запредельное, противоестественное…

— Она их не любит.

— Ты о ком?