class="p1">Чад блокировал еще одну пощечину, схватив жену за запястье.

— Fue un accidente, querida! (прим.пер: Это был несчастный случай, дорогая!)

Я усмехнулась.

— Несчастный случай? Tu polla no se deslizó dentro de ella, idiota! (прим.пер: Твой член вошёл в неё, идиот!)

Хлоя шлепнула его свободной рукой.

Я подпрыгнула от громкого раската грома, который, казалось, сотряс жилой дом. Положив иголку с ниткой на пол гостиной, где я сидела, я встала и подошла к окну. Небо было темным, хотя отблески городских огней падали на грозные тучи.

Хлоя и Чад теперь срывали друг с друга одежду, исповедуя свою бессмертную любовь друг к другу.

Я переключила канал.

Слова метеоролога были продублированы по-испански, но мне даже не нужно было пытаться расшифровать то, что он говорил, потому что красное облако на его радаре, поглощавшее Манхэттен, было достаточно ясным.

Я стояла перед телевизором в огромной футболке и кружевных шортиках, и меня охватила холодная тревога. Я не была поклонницей штормов; они были непредсказуемыми и разрушительными. Заставляли меня чувствовать себя маленькой и слабой, как ребенка.

Я нерешительно села обратно и взяла платье, которое подшивала. По небу прогремел гром, и я уколола палец иглой. С досадой я уронила вещи. Глубоко вздохнула.

Это был всего лишь небольшой шторм. Ничего страшного.

Мое сердце подпрыгнуло от удара молнии прямо за окном, и в этот момент погас свет. Фонарные столбы на улице замерцали и потемнели...

Нет.

Я зажмурилась, ожидая, когда заработает генератор. У нас ведь был резервный генератор, верно? Ради всего святого, это двадцать первый век.

Но свет не включался.

И темнота надвигалась.

Вдох, выдох.

Вдох, выдох.

За моей спиной заскрипели половицы.

— Я не причиню тебе вреда, малышка.

Мои легкие заледенели.

Там никого нет. Там никого нет. Там никого нет.

— Я просто хочу поиграть с тобой.

Страх сдавил мне горло и перехватил дыхание. Слеза вырвалась из моих закрытых глаз и потекла по щеке.

— Спой мне песню, bella. (прим.пер: Красавица)

Я не могла дышать.

Что-то коснулось меня. Холодные пальцы пробежали по моим волосам, точно так же, как они делали это с восьми до двенадцати лет.

Ужас пополз вверх по моей спине.

Я вылетела из своей двери и постучала в дверь напротив. Я не хотела, чтобы он видел меня такой, но и умирать тоже не хотела. И была уверена, что умру, если мне придется еще немного побыть одной в этой темноте.

Дверь открылась.

Где-то внутри горела свеча, отбрасывая тень на его фигуру. Его присутствие, однако, было подобно свету в темноте.

— Я умру, — выдохнула я, не в силах сделать достаточно глубокий вдох.

— Никогда, malyshka. (прим.пер: Малышка) — это было мягко и страстно. — Иди сюда.

Только когда я прижалась к его теплому телу, я поняла, как сильно дрожу. Это все равно что ухватиться за спасательный плот, прежде чем чуть не утонуть в море. Он издал грубый звук и поднял меня. Я обвила ногами его талию и прижалась лицом к его шее, борясь за каждый вдох.

— Помедленнее, Джианна.

Он провел рукой по моим волосам, вниз по спине, и это простое действие было таким успокаивающим, что вскоре я ровно вдохнула. Облегчение ударило меня так сильно, что вызвало волну новых слез. Я не знала, сколько времени это заняло, но когда мое дыхание выровнялось, а сердцебиение замедлилось, я сидела верхом на Кристиане на его диване, обняв его за плечи, прижавшись грудью к его груди. Паническая атака высосала из меня всю энергию, оставив ощущение летаргии.

Вдалеке прогремел гром.

На кофейном столике мерцала свеча.

— Чего ты боишься?

— Всего, — прошептала я, проводя пальцем по накрахмаленному воротнику его рубашки.

— Ты не боишься меня.

Мы были так близко, что его щека коснулась моей, залитой слезами, когда он прохрипел:

— И, детка, я хуже темноты.

Возможно, поэтому я теперь чувствовала себя в безопасности от этого.

Он был таким теплым и твердым, и от него так неотразимо пахло, что я не могла удержаться, чтобы не уткнуться лицом ему в шею и не издать тихий одобрительный звук. Может быть, я ухаживала за дьяволом, хотя никто никогда не предупреждал меня, что дьявол будет чувствоваться так хорошо.

Его охватило напряжение. Его пальцы запутались в моих волосах на пояснице, его голос был хриплым.

— Скажи мне, кто причинил тебе боль, Джианна.

Я и глазом не моргнула, что он знает. Конечно, он знал. Дайте этому мужчине две палки и скажите, чтобы он сделал из них лодку, и он сделает.

Я не могла отказать ему в ответе. Не сейчас, без капли борьбы во мне. С моим телом, прижатым к его, и его запахом повсюду. Только не в темноте, когда он обнимает меня и шепчет мне на ухо.

— Друг семьи, — сказала я.

— Он все еще жив?

— Умер, когда мне было четырнадцать. Естественные причины, к сожалению — никаких пыток.

Мои пальцы играли с кончиками его волос над воротником.

— Ужас, — тихо произнес он, но в его голосе прозвучал намек на горячность. — Расскажи, что он с тобой сделал, malyshka. (прим.пер: Малышка)

Я сглотнула. Я никогда никому не рассказывала, кроме Сидни и моего психотерапевта. Говорить об этом все равно, что переживать это заново, но теперь не было никакой возможности, что воспоминания вернутся, чтобы преследовать меня. Не с этим мужчиной рядом. Они не посмеют.

— Он приходил ко мне в комнату, когда у папы была компания. Хотел играть со мной... хотел, чтобы я пела для него. Он прикасался ко мне. К моему лицу, к волосам, к моему... всему. Но только после того, как выключался свет. Не думаю, что ему нравилось видеть, что он делает. Нечистая совесть, я полагаю.

Его поза оставалась неподвижной, но что-то темное грохотало под поверхностью.

— Твой отец знал?

— Он говорил мне, что мой папа знает, но... я не знаю. Папа никогда этого не показывал, хотя мне всегда было интересно.

— Почему?

Я подняла плечо.

— Его любимое имя для меня, когда я росла, было Шлюха, хотя я была девственницей, пока не вышла замуж. У моей мамы был роман еще до моего рождения, и просто скажем, что я стала мишенью его гнева. Он всегда утверждал, что я не его. А возможно, и нет. — мои слова были тихими, задумчивыми. —