всю непредсказуемость этой всей аппаратно-чиновничьей бюрократии в главке, его, опытного и авторитетного руководителя, будет не так просто снять с должности директора. Первое, что он задумал, — не брать взяток с заготовителей березового сока, арендаторов полей под пасеки, заготовителей живицы и прочих, а для них всех просто увеличить арендную плату. А вот получаемую в результате этого дополнительно прибыль можно будет использовать и на дополнительную заработную плату, и на развитие производства лесхоза, и даже в помощь поселку. Расчет его был прост — сильно увеличатся показатели лесхоза в отчетах перед главком; коллектив положительно воспримет его новшества, и он еще более укрепит свой авторитет; а арендаторы и разные другие люди, прибегающие к сотрудничеству с лесхозом, о нем непременно разнесут известие как о директоре предприимчивом, но порядочном и честном, с которым можно вести бизнес. «Отношения с Валксом, которые был вынужден начать в угоду Баскину и его компании, надо будет прекращать, — сказал себе Нексин. — К этому Валкса подготовит Варкентин, объяснит, что самим не хватает ценной древесины».

У Нексина от гордости за себя, что у него такие светлые мысли, даже прояснилось лицо; он подумал — не зря его всегда ценили, говорили, какой он правильный человек. А когда представил на минуту ошарашенного новым положением дел Варкентина, подумал: «А ему обязательно напомню старую пословицу о мышах: “Если можно было бы разбогатеть на воровстве, самой богатой должна была стать мышь…”»

9

На первом после праздников рабочем совещании Нексин сказал, что изучил все существующие в предприятии договоры, заключенные с арендаторами лесных угодий, и считает, что в них заложены необоснованно низкие цены за аренду.

— Задумайтесь только, — сказал он, — они платят копейки государству, тогда как без особых затрат получают ценное сырье или почти готовую продукцию.

Ему никто не возражал: он был директор, к тому же прав. Но когда Нексин озвучил намеченные им цифры аренды, то экономист, участвовавшая ранее с Резником в составлении договоров и знавшая об истинной причине занижения тарифов, не могла скрыть волнения и чуть не подскочила на стуле, словно ужаленная, и сказала, что на такие условия арендаторы не пойдут и соглашения не подпишут. Нексин внимательно посмотрел на нее и заметил, что не совсем понимает, отчего она так уверенно говорит за кого-то. Экономист молчала, а Нексин после небольшой паузы, очень явно намекая на то, что ему все известно о существовавшей практике аренды, подытожил:

— Смею всех уверить, и об этом можете передать тем из арендаторов, кого знаете, что они в этом году заплатят только те суммы, что будут указаны в договоре, они, конечно, немалые, но и ни копейки больше с них не возьмут… Мне уже известно, что кто-то из арендаторов звонил в приемную, спрашивал о времени для встреч и перезаключения договоров. Пусть приезжают, но имейте в виду: старые договоры пролонгировать не будем… Договоры заключаем новые, поскольку они, во-первых, на существенно других условиях, во-вторых, их буду подписывать я лично… Ну а кто не согласен — найдем других арендаторов…

В кабинете после его слов стояла тишина, но не долго, ее нарушили одобрительные замечания собравшихся, а Борец вдруг и вовсе захлопала в ладоши, сказав, что так бы давно… Нексин остановил ее, еще раз подтвердил, что это его твердая позиция, попросил экономиста, чтобы в течение недели были подготовлены договоры, сказал, что совещание закончено. Сотрудники выходили от Нексина шумно, в хорошем настроении, с надеждой на перемены с новым директором к лучшему, потому что услышанное от него только что, а также растиражированная по всему селу его принципиальность в деле Кишкелса вселяли в них уверенность в лучшем будущем лесхоза. Пропуская всех вперед, не спешил Варкентин; он и до этого не высказывал своих эмоций, незаметно и тихо пристроившись в углу кабинета, а когда все вышли, закрыл за последним из коллег дверь и несколько вольно, не утруждая себя условностями субординации, обратился к Нексину:

— Не мог вас последние дни никак застать дома, хотел сказать, что снова был Валкс. Первые партии, как вы знаете, он уже забрал, обещает через две недели прислать машины снова.

— С ним придется все прекратить, — сказал Нексин.

— Как!.. Почему?.. — удивился Варкентин. — Аппетит у Валкса растет… Все идет хорошо… Он, как и положено, привез деньги… — С последними словами Варкентин шагнул к столу, сам выдвинул ящичек письменного стола и положил в него пачку долларов. Она была заметно толще первой, полученной Нексиным. — Это ваше… Нужную сумму я уже оплатил в бухгалтерии от имени Валкса… Нам невозможно отказаться от взятых обязательств… Если сомневаетесь, то напрасно… Валкса я давно знаю, раньше вам не говорил… Торгаш еще тот… Между прочим, из бывших рижских валютных спекулянтов… Это он сейчас изображает из себя культурного и интеллигентного человека, важного бизнесмена…

Варкентин умолк, полагая, видимо, что развеял сомнения директора по поводу воровства леса, пошел к выходу, но вернулся:

— А вы очень интересно придумали с арендаторами, и это правильно, давно пора призвать к порядку. Их я называю «сокодавы», пусть знают свое место, а то совсем обнаглели, мало того что Резнику платили не так много, но, получается, губят задарма наши березки… Ну а Валкс — он все же другой, если с ним договорились, то надежно… Роль капиталиста с Запада ему, видно, очень нравится… Ну а там видно будет… Да, еще вот что забыл сказать: Валкс планирует через некоторое время приехать, он хотел сам побывать в районе рубки леса и посмотреть товар, какие помечаем деревья для будущей, осенью, рубки…

Нексин первый раз в жизни остро ощутил на себе то, что иногда только слышал от людей, участвовавших в теневых сделках; они признавались, как когда-то его знакомый милиционер из автоинспекции, что не сами управляют ситуацией — она рулит ими. Уверенность, с которой с ним разговаривал Варкентин, еще больше обескураживала Нексина; он хотел было повторить Варкентину, что больше не будет заниматься кражей леса; но все то время, пока говорил Варкентин, продолжал рассматривать ящичек стола, в котором лежала ощутимая пачка долларов, — они гипнотизировали; и прежняя уверенность и настрой как-то сами по себе ослабевали, а вместо них появилась двойственность в принятии решения. Сложилась ситуация, в которой следовало сказать «нет», но был велик соблазн искушения в пользу «да», потому что последнее подкреплялось все той же, не фантомной, а очень реальной, пачкой долларов. Деньги уже были в столе, и от них становилось совершенно невозможным отказаться, как от факта свершившегося. И дальше произошло то, что обычно