решил Нексин. От этой мысли его перекосило, он особенно ощутил себя брошенным, ненужным и лишним, а всего неприятнее было, что они, наверное, на него теперь не обращали внимания, обрадовавшись, что не нужно будет с ним объясняться, а можно просто вычеркнуть из их жизни. «Они из-за этого и милицию не стали вызывать, — сказал себе Нексин. — Полагают, что со мною квиты». К его горлу снова подкатил горький ком обиды. В это время на фоне зашторенных окон появились сначала одна, потом вторая тень. «Это они встали из-за стола, совсем как когда-то я с Леной», — подумал Нексин. Тени в окне маячили недолго, затем сплелись и растворились в темноте (кто-то из них выключил свет). Нексин вышел из-под дерева и встал на лавочку, напрягши что есть сил зрение. Но в окне кухни было темно, а в другом, спальни, где-то в глубине, затеплился оранжевым светом торшер — он это знал, потому как сам покупал и устанавливал в спальне торшер с плафоном в виде апельсина. Снова боль от безысходности положения охватила сознание Нексина; женщина, которую он любил, свои ласки дарила другому… Но в этот раз он не взорвался, не стал бить и крушить все вокруг, швырять камень в окно, а только заплакал навзрыд, как мальчишка, но никто его не слышал во всем дворе, за закрытыми окнами дома которого шла своя, обычная людская жизнь, и никому не было дела до убитого горем одинокого человека.

Нексину казалось, что для него все и навсегда кончено с потерей любимой и дорогой ему женщины, он даже подумал: стоит ли жить?.. Теперь он уже не бежал, ему было некуда торопиться, а растерянно и не спеша брел куда-то… Куда?.. Не знал; но машинально пришел обратно к машине. Усевшись в автомобиль, повел его медленно, спешить было некуда. Ночное загородное шоссе было пустынно, редко попадались навстречу машины; и он проехал довольно много в состоянии отрешенности и полного безразличия к действительности; пришел в чувство, когда в дальнем свете фар обнаружил на дороге лису. Она и не пыталась убегать. Нексин резко остановился, чтобы посмотреть ближе на зверя, ослепленного светом, но лиса тут же юркнула в кювет. Он поехал дальше и неожиданно вспомнил, что помимо Хромовой в городе были и другие дела: в частности, надо было съездить к Оашеву, да и заехать к себе на квартиру. Нексин чертыхнулся из-за этого, но возвращаться было далеко, решил, что в другой раз. Потихоньку мыслями вернулся к своим делам; потом стал думать о том, что Хромова еще сильно пожалеет, что его бросила, он себя покажет и докажет, что во много раз достойнее ее, что о нем еще заговорят, и материальное будет иметь положение такое, что ему станут завидовать. У него начал созревать план мести Баскину и его партии «За Отечество», членов которой за глаза называли «крысятники». Нексин, вспоминая великого экономиста Витебского, который тем и отличался, что втихаря воровал у своих же, соглашался, что так и есть, многие из новоиспеченных либералов были именно «крысятники». Ему стало очень жаль, что раньше не догадался об истинном Баскине.

В Залесье Нексин вернулся далеко за полночь, звук машины в тиши спавшего поселка разбудил поселковых собак, устроивших лаем переполох. После долгой езды и нервного напряжения, промерзший от сквозняков, гулявших в салоне «Нивы», Нексин, лишь зайдя в дом и сбросив верхнюю одежду, залез под одеяло, чтобы согреться и забыться хотя бы на какое-то время во сне. Но прохладная ткань простыни и пододеяльника не дали ожидаемого уюта и тепла, наоборот, он стал дрожать от холода, чувствуя, что руки и ноги не только не согреваются, а стали еще холоднее. Так пролежал несколько минут, думая в это время о том, как было бы сейчас хорошо и тепло с Еленой… Но, представив на секунду, что она не с ним, пришел в неистовство, вскочил с кровати и бесцельно забегал по комнате, не зная, куда себя деть; решил заварить кофе и пошел на кухню, но, оказавшись перед холодильником, его синие губы вдруг растянулись в ехидной улыбке, словно кого-то обманул. Он взял из холодильника бутылку водки, налил полстакана и выпил одним махом. Спиртное на голодный желудок подействовало, как хорошая анестезия: Нексина всего передернуло, голова слегка закружилась, руки и ноги сразу потеплели, и он, только коснувшись постели, уснул.

Особенностью физиологии Нексина был всегда хороший сон. Ему практически никогда ничего не снилось или очень редко во сне являлось что-то смутное и непонятное. К этому он относился как к должному, разделяя научное суждение о том, что «не бывает ничего во сне, чего ранее не было бы наяву», а существующие в литературных текстах длинные, на несколько страниц, пересказы или описания снов, с огромным количеством деталей и подробностей, считал художественным приемом или красивым враньем. И когда утром проснулся, сел в задумчивости на кровати и посмотрел на часы, которые показывали десять, то подумал, как, оказывается, крепко поспал. Припоминалось, что снилась Елена, но ничего в этом удивительного не было, потому что накануне в его голове не было других мыслей, кроме как о ней. Очень ему хотелось каких-то подробностей сна, но, как всегда, вспомнить не смог, кроме того, что видел ее почему-то в лодке и она удалялась. Нексин сонников не держал, а про себя решил, что это, видимо, и означает, что с нею все кончено, она уплыла от него, а в лодке или на пароходе — не имело никакого значения; было ясно, что о ней надо быстрее забыть и жить без нее, но как забыть и как жить без нее, пока не знал.

День был хотя и предпраздничный, но рабочий. Утро он уже проспал, и о том, что в его нынешнем состоянии появится в конторе перед людьми, не могло быть речи, тем более что надо было поздравлять женскую часть коллектива. Впереди были еще официальные выходные, и для него это казалось самым трудным — совершенно не знал, как их заполнить. И чем больше об этом думал, тем тоскливее становилось на душе. Воображение снова и снова возвращало в город, к Хромовой. Еще вчера утром он знал, что сегодня должен был пойти с нею в ювелирный, выбрать подарок; потом они провели бы прекрасный день, а вечером сходили в ресторан. Он давно не был в ресторане и хотя не любил казенную кухню, тамошнюю еду считал такой же, как в столовых, где готовят для чужих, не от души, но ему нравилась