Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вызывает лифт, потому что не способен подняться на пару этажей. Ключ поворачивается в замке, его встречает гробовая тишина, ухмыляясь в лицо. И добивает его.
Какое-то мгновение он неподвижно стоит посередине гостиной. Как среди развалин. Потом тащится в ванную, стаскивает одежду и забирается в душевую кабину.
Он не спал, не ел, не мылся.
Живой мертвец.
Горячая вода не сможет смыть все, что он натворил. Его преступление.
Пацан пока жив. По-прежнему в коме.
Ему двадцать пять лет. У него осталась одна нога и, скорее всего, лишь несколько часов жизни.
Приговорен к смерти или к существованию овоща.
Гомес бьет кулаком по кафелю. Еще раз. Все сильнее и сильнее.
Потом начинает биться о стену головой.
Вода становится красной. У его ног и в мозгу образуются водовороты.
Но это приносит облегчение. Вымотаться, поранить себя, наказать – от этого легче.
Он предпочел бы бить Башкима, разнести ему череп, размозжить ноги. Но Башким далеко. Тогда пусть будет стена. Этот кафель выбирала Софи, и он напрасно старается его разбить.
Он опускается на пол кабинки, одуревший от боли, и смотрит, как течет его кровь.
Потом ложится на кровать покойной. Скорчившись голым на матрасе. Умирая от усталости, холода, стыда.
Просто умирая.
И засыпает через несколько минут, убаюканный ее запахом, которым все еще пропитана комната.
* * *
Наступает ночь, Хлоя выходит из агентства.
С Пардье они в течение дня больше не виделись. Он забился в свой кабинет, как будто боялся встретить в коридоре монстра.
Холодного монстра, победившего смерть.
«Мерседес» выезжает с подземного паркинга. Хлоя машинально смотрит в зеркало заднего вида. Но машин так много… В которой из них сидит он?
«Вальтер» рядом, на пассажирском сиденье. Ждет своего звездного часа.
Километры и километры по автостраде. Едет на малой скорости, тормозит. Опять трогается с места. Наконец показывается съезд. Скоро это мучение закончится.
Хлоя замечает, что она выбрала направление на Кретей. Направление к комиссариату.
Да, именно так и следует поступить. Вернуться туда и убедить их.
Последняя попытка. Чтобы доказать себе, что у нее нет другого выхода, кроме как таскать повсюду пистолет в своей дорогущей модельной сумочке.
Она паркует «мерседес», прячет оружие в бардачок.
Если они ее не выслушают, пусть сами потом отвечают. Если они ее не выслушают, то сделают из нее убийцу.
* * *
Александр открывает дверь комиссариата и замирает.
Это она. Та незнакомка, встреченная на берегу Марны.
Идет прямо на него, как и в первый раз.
Он заходит, она выходит. Они чуть задевают друг друга.
На ее лице такая тоска… А в глазах столько гнева.
Она удаляется, он смотрит вслед и не может оторвать взгляда.
Потом направляется к стойке, спрашивает дежурного:
– Женщина, которая только что вышла, кто она?
– Приходила подавать жалобу. Она была у лейтенанта Дюкена, майор.
– Спасибо.
Вместо того чтобы подняться к себе на этаж, Гомес сворачивает к маленьким кабинетам, где принимают жалобы. Дюкен занят, Гомес делает ему знак. Тот извиняется и выходит к Александру в коридор.
– Как Лаваль?
– Живой, борется, – кратко отвечает Александр.
У него едва поворачивается язык, чтобы выговорить это.
– Тем лучше. Чем могу помочь, майор?
– Женщина, которая только что вышла из твоего кабинета… высокая, с длинными каштановыми волосами. Зачем она приходила?
Лейтенант возводит глаза к небу.
– Какая-то сумасшедшая, чтоб ее…
– Объясни, – велит Гомес, хмуря брови.
Лейтенант вдруг белеет.
– Вы ее знаете? – спрашивает он с опаской.
– Не бери в голову. Говори.
– Она уже второй раз приходит. Говорит, какой-то тип следит за ней повсюду, заходит к ней, когда ее нет. Мол, наблюдает за ней, когда она у себя в кабинете… ну и все прочее в том же духе. Только нет ни писем, ни анонимных телефонных звонков. И никакого взлома. Ничего. На нее не нападали, не угрожали. Думаю, у нее паранойя.
Гомес слушает, не говоря ни слова.
– В тот раз она мне даже принесла мертвую замороженную птицу! Представляете? Птицу, которую нашла на коврике у двери… Утверждает, что этот загадочный преследователь подложил ее на порог! Говорит, что он наполнил ее холодильник, когда ее не было, что отключил электричество… Говорю вам, она сумасшедшая. Жаль, такая красотка!
– Она живет одна?
Дюкен кивает.
– Ты спросил, у кого еще есть ключи от ее дома?
– Конечно! У домработницы и ее парня. Но она категорически отрицает, что они могут быть к этому причастны.
– Ты принял жалобу? – спрашивает Гомес.
Лейтенант смотрит на него с удивлением:
– Какую жалобу? У меня ничего нет, чтобы принять жалобу! Один пшик, майор! Сделал запись в журнале учета, как и в тот раз.
– Дай мне ее координаты, – велит Александр.
– Зачем?
Одного взгляда майора хватает, чтобы вопросы иссякли. Лейтенант все исполняет, прежде чем вернуться к очередному жалобщику. Гомес сует листок в карман, поднимается к себе в кабинет и закрывается там. К счастью, он не пересекся ни с одним из членов своей группы.
Прикуривает сигарету, открывает окно и ищет номер в контактах на своем мобильнике. Старый друг, который работает в комиссариате Сарселя, в семнадцати километрах от Парижа. Тоже майор.
Он не задает Александру ритуального вопроса: Как Лаваль? Хотя он, естественно, в курсе. Но у него хватает такта не говорить об этом.
После обмена банальностями Гомес переходит к делу:
– Ты мне как-то рассказывал одну историю, про девицу, которая уж не знаю сколько раз приходила подавать жалобу…
– Уточни?
– Девица, которая каждые два-три дня являлась в комиссариат и жаловалась, что ее изводит какой-то тип. Что он заходит к ней, когда она спит, переставляет вещи в ее квартире…
– А, ну да, припоминаю! Но это же когда было! Как минимум… год назад, верно?
– Примерно, – подтверждает Гомес. – И что с ней стало, с твоей клиенткой?
– Представления не имею, старина! Она неделями компостировала нам яйца, а потом исчезла, и мы ее больше видели.