то и дело ощущала на себе взгляд Эшера, жесткий и напряженный. В этом не было ничего нового. Обычно между нами в воздухе витал безмолвный вопрос – когда же мы останемся одни и снова сможем заняться сексом. Однако сейчас в его глазах читалось нетерпение другого рода.

«Боже, насколько же проще быть безответственной любительницей вечеринок!»

После ужина я сидела с Моми на веранде, Эшер и Калео гоняли футбольный мяч, Морган делал снимки. Налани ушла к соседке, отнести несколько лаймов с дерева.

Я ощутила, как пожилая женщина перевела взгляд с Эшера на меня.

– Он хороший, – вдруг проговорила она. – Но беспокоит меня.

– Почему? Что-то случилось?

– Нет, милая. Он здоров телом, но дух его… весьма встревожен.

– Но почему?

– Он застрял между тем, что считает своим долгом, и желаниями собственного сердца.

Я поерзала на стуле.

– И что это может быть? – прочистив горло, неуверенно спросила я.

Моми поджала губы и немного помолчала, а потом заговорила, словно сама с собой.

– Он так и не простил отца, бросившего их еще в детстве, и мать, оставившую их из-за зависимости. Он носит гнев в себе, а это вредно для души. – Она решительно кивнула головой. – Ему нужно пройти Хо'опонопоно.

– Хо'попо… что?

– Это полинезийская традиция прощения и исцеления. Очень древняя и глубокая, но очень простая. Нужно только сосредоточиться на объекте раздора и сказать: «Мне жаль, пожалуйста, прости меня. Спасибо, я люблю тебя».

Я нахмурилась.

– Зачем Эшеру просить прощения у родителей? Это ведь они все испортили.

– Не у них. Он должен простить себя. – Она взглянула на меня темными глазами. – А еще поблагодарить себя за силу и доброту и полюбить таким, как есть. Хо'опонопоно – это исцеление, а не искупление.

Моми посмотрела на моего пожарного, который раскручивал в воздухе Калео. Мальчик визжал от смеха.

– Эшер считает, что все должно оставаться неизменным, находиться под его контролем – потому что верит, что так он сам будет в безопасности. Но жизнь не стоит на месте. Она полна впечатлений, и порой нелегких. Однако трудности лишь открывают двери в наши сердца, которые в противном случае остались бы заперты. Пренебрежение со стороны родителей – тяжкое испытание, но Эшер должен попытаться увидеть в нем дар, который помог ему стать таким, как есть – хорошим, добрым, заботливым. – Она коснулась скрюченными пальцами моего запястья и улыбнулась. – Полагаю, его чувства к тебе – одно из впечатлений, что он не в силах контролировать, как бы сильно ни пытался. Но они открывают двери в его сердце.

– В мое тоже, – прошептала я. – Я ощущаю, будто только начинаю контролировать собственную жизнь и создавать нечто настоящее в Сиэтле, но чувства к нему… они просто зашкаливают. Я не знаю, как быть дальше. В отношении… нас.

Моми похлопала меня по руке, потом сложила ладони на коленях.

– Я не могу сказать, что тебе делать…

– Вы точно можете, – возразила я. – И вообще-то, я бы хотела это услышать.

Она усмехнулась.

– Просто наберись терпения к нему и к себе. Если чему-то суждено быть, оно произойдет.

– Мило. Это древняя гавайская поговорка?

– Это поговорка от древней жительницы Гавайев. – Моми постучала себя по груди.

Я расхохоталась и нежно обняла ее.

– Всем нужна своя Моми.

– Не стану возражать.

* * *

В последний вечер на Гавайях Эшер отвез меня на луау, который проходил на старой ферме, где когда-то выращивали сахарный тростник. В воздухе плыли звуки гавайской гитары, ветер разносил аромат плюмерии. Зарегистрировавшись, мы вошли в огромный павильон, где собрались резчики по дереву, ювелиры и танцоры, пытающиеся научить незадачливых туристов исполнять хула.

Под крышей, украшенной огнями и пышной зеленью, мы сели за столик с тремя другими парами. Вся поездка – да и последние несколько дней в целом – оказались тише, чем обычно, и более напряженными. Морщинка между бровями Эшера не исчезала ни на миг, и я была не в силах даже поддразнить его по этому поводу.

– Милая поездка. Кажется, у всех все отлично, – проговорила я, когда мы целых пять минут просидели в полной тишине. – Калео нравится в четвертом классе? Я так у него и не спросила.

– Очень нравится, – произнес Эшер. – Он скучает по Хлое, но у него отличная новая учительница, так что… – Он пожал плечами, не отрывая взгляда от бокала.

Я кивнула, напрягшись при звуках женского имени.

«Ведь она-то осталась здесь».

Я сделала большой глоток «Май Тай».

На сцену вышла ведущая, женщина с темными волосами, ниспадающими на спину белого платья.

– Пока не начался ужин, нам хотелось бы пригласить подняться сюда пары, отмечающие годовщины и особые события. – Она махнула рукой. – Давайте, голубки. Не стесняйтесь. Выходите танцевать.

Эшер наклонился ко мне.

– Потанцуй со мной.

Я моргнула и поставила стакан.

– Серьезно? Не думала, что ты любишь публичные выступления.

– Сегодня люблю.

Он встал и протянул мне руку. Когда я поднялась на ноги, остальные за нашим столом заулыбались и обменялись понимающими взглядами. Мы вышли на танцпол, и Эшер притянул меня к себе. Я прильнула щекой к его груди, голова идеально устроилась у него под подбородком. Ведущая запела старую гавайскую песню о любви «Песок и море», и мы плавно начали покачиваться под музыку.

– Ты понимаешь, о чем она поет? – спросила я, прижимаясь к его рубашке.

– Да, – произнес Эшер. – Она просит – еще на мгновение останься в моих объятиях.

Я зажмурилась, пытаясь сдержать подступившие слезы.

– Правда?

– Правда. – Эшер приподнял мой подбородок, побуждая взглянуть на него, и по щеке скатилась слеза. Он нахмурился, в его глазах мелькнула боль и еще нечто глубокое и теплое. – Теперь она поет о слезе, что скатывается на песок.

– Сомневаюсь, – фыркнув, проговорила я.

– Слово скаута. А сейчас она утверждает, что море принесет ей любовь. – Его голос стал хриплым, он покачал головой. – Господи, Фейт… Я и правда чертовски стараюсь, но…

– Знаю, – прошептала я. – Я тоже.

Смягчившись, он взял мое лицо в ладони.

– Может, все будет не так уж сложно. – Сглотнув, он прерывисто вздохнул, а потом проговорил одно лишь слово: – Останься.

Сердце бешено забилось в груди, в горле пересохло. Наконец-то все было сказано и повисло в воздухе между нами. Одному из нас следовало сделать первый шаг, и теперь пути назад не было.

– Остаться?..

– Завтра не улетай обратно. – Он обнял меня крепче. – Останься здесь, со мной.

Я смотрела ему прямо в глаза, не зная, что за слова могли сорваться с губ. За несколько секунд во мне пронеслась целая буря эмоций. Мне хотелось согласиться, сделать решительный шаг и начать