из высшего информационного поля. И та, и другая в любую минуту могут рвануть. Разница лишь в том, что первая дает помутнение разума одному человеку, вторая же большим группам людей. Механизм тот же, только в первом случае толчок дает онтогенетический материал, во втором, скорее всего, астрологический через связь с архетипическими установками.

На данном уровне развития психологической науки наиболее известными техниками, имеющими возможность быстро и достойно «распускать» кружева рестимулирующих раздражителей кроме экзорцизма, являются трансперсональная психология и духовные психотехники, основанные на депрограммировании, часть из которых появилась благодаря творческой трансформации дианетических принципов. Остальные же направления практической психологии, насколько мне известно, имеют скромные результаты, как по воздействию на данный аспект психики, так и по времени этого воздействия. И большинство из них занимаются, скорее, не «выкорчёвыванием» негативных информационно-энергетических программ из психики человека, а «капсулированием» последних путём перекладывания их с одного места на другое. Но это мой субъективный взгляд, который я никому не навязываю.

Станислав Грофф так подает анализ своей психотерапевтической модели: «Существует… различие между исследованием психики в обычных и необычных состояниях сознания. В необычных состояниях отбор из подсознания человека наиболее подходящего и эмоционально заряженного материала происходит автоматически. Как будто некий «внутренний радар» (в дианетике это файл-клерк — авт.) сканирует психику и тело, выискивая самые важные моменты и делая их доступными для сознательного ума. Это чрезвычайно ценно и для психотерапевта, и для пациента, поскольку избавляет от необходимости решать, что именно из материала, всплывающего из бессознательного, важно, а что — нет. Такие решения, как правило, бывают предвзятыми, поскольку на них часто влияют наши личные системы убеждений и принадлежность к одной из многих несогласных друг с другом школ психотерапии».

Возвращаясь к высказыванию Юнга по поводу главенства в сопряжении психической травмы и эротического конфликта, можно лишь упомянуть «предрасположенность» индивида, которую хотел постичь еще Зигмунд Фрейд: его либидо — это энергия первичного уровня сознания, пресловутая ци или прана. И её-то, как раз, и не идентифицировали предшественники, а она — энергия первичного сознания — также триедина на уровне инстинктов и может проявляться по-разному, в зависимости от вектора приложения. Направленная в сторону физического тела, она проявляет себя как инстинкт выживания индивида. В эфирном теле её суть сексуальная энергия — залог работы инстинкта продолжения рода. А направленная в сторону астрального тела эта энергия структурирует иерархию, создавая предпосылки для работы инстинкта выживания вида. И вот здесь можно упомянуть о степени и качестве невроза, которым в разных вариантах обладает каждый цивилизованный человек. Здесь же можно поговорить и об эротическом конфликте, как почве, как предрасположенности или как о результате, где и срабатывает механизм, в основе которого лежит психическая травма.

Но что представляет собой психическая травма? Почему мы так легко забываем все, что угодно из рациональной памяти, но так долго храним всё, что связано с болью и удовольствием. И чем сильнее раздражение на рецепторах физического тела, тем сильнее след, оставленный им, тем больше он вершит нашу жизнь, вторгаясь все чаще и чаще в нашу повседневную жизнь. Здесь нам снова придётся вернуться к аналитическому аспекту АСЕ человека: к первичному сознанию «со товарищи» — с физическим и астральным телами, для совокупной работы которых мы использовали термин «реактивный ум». Длительные наблюдения наводят на мысль, что память «реактивного ума» работает по принципу так называемого постгипнотического внушения, только внесенный «маяк» здесь — как бы спонтанен, потому что не планируется человеческим фактором. Он, как я полагаю, внедряется либо в доличное, либо в личное бессознательное через хитросплетение кармических причин, налагая на дальнейшее на протяжении нашей жизни поведение воздействие определённой природы. А сила этого всплеска, как бы мы с вами ни сопротивлялись ему при помощи рациональных приемов, нас от этого воздействия ни в коем случае не оградит. И даже хуже того — операциональный уровень сознания выстроит в дополнение к этому эмоционально-чувственному всплеску запутанное кружево усиливающих явление иллюзий и страхов через дополнительные рестимулирующие детали. То есть, если в случае постгипнотического внушения орудием являются определённая психологическая техника и воля гипнотизера, то в случае с «реактивным умом» — провидение или детерминизм закона кармы. Но и то, и другое — источники информационно-энергетического мусора в психике человека. Основная, и самая тяжеловесная доля этой отягощенной эмоциональной составляющей информации закладывается в нас в самом раннем возрасте, когда мы вбираем в себя всевозможные негативные психические конструкты родов и социума еще импринтно.

А может, постгипнотическое внушение это и есть использование механизма «реактивного ума»? Может, это «реактивный ум» создает при помощи измененных состояний сознания (так называемых потерь сознания — полной или частичной) постгипнотическое внушение. В первом случае — при полной потере — в виде каких-то контрольных слов, звуков, запахов, а при частичной потере сознания — картинок, движений, жестов, мимики и т. д., что в физическом теле проявляется на уровне биохимических реакций, включающих определенную моторику. Это касается любых стрессовых ситуаций: как связанных с опасностью для жизни и целостности организма, так и с огромным удовольствием. Все зависит от степени потрясения организма, от степени психологической травмы. Этот уровень потрясения как раз и заведует длительностью жизни данного внушения: насколько силён энергоинформационный сигнал, настолько он и будет работоспособен с точки зрения сохранения его следа во времени, несмотря даже на осознание природы последнего, ибо сила сигнала идентична его значимости. А еще длительность жизни сигнала, как мы уже замечали, происходит через усиление его в случае частого настоящего или мнимого повторения, что приводит, с одной стороны, к усилению памяти, а с другой — к выстраиванию цепочек опосредованных раздражителей. Если можно так сказать, раздражителей второго эшелона, возникших на базе возвращения — на базе повторных переживаний стрессовой ситуации с вовлечением все новых и новых участников этого расширяющегося действа. Это сеть дополнительных раздражителей, приводящих к более и более частому повторению самого раздражения психики, который исходит из вневременной природы таких записей. Мы уже убедились, что подобная градация не входит в компетенцию примитивного сознания. Его задача — констатация с минимальным различением деталей образа категорий «приятно» и «неприятно», задача — до конца положенного срока защитить своего носителя — физическое тело. Дифференциация же, сличение и узнавание в том виде, к которому мы привыкли — прерогатива операционального аспекта сознания, но оно в данном случае либо вне игры, либо почти вне игры.

Итак, как же обстоит дело с теми событиями, которые освещены рационально-эмпирической памятью? Я уж не говорю о чистом эмпирическом воздействии на человека, когда мы помним, но не помним — что именно помним.