– Теперь я могу услышать правду: где ты была? – Он стоял, облокотившись о стену, и не мигая смотрел мне в глаза.

Вот упертый. Вопреки всему, ему надо влезть без мыла даже туда, куда, казалось бы, и сунуться нельзя.

– У меня не может быть личных дел? Своего личного пространства, куда тебе доступ закрыт?

Мокрое полотенце, заброшенное на плечо, заметно отрезвляло. Я не шелохнулась, даже когда Витор подошел достаточно близко в не самом лучшем расположении духа. Наверное, у меня выработался иммунитет на его взгляд, его плохое настроение. Ко всему можно привыкнуть.

– Твоя жизнь висит на волоске, – тихим жестким голосом произнес Витор. – Ради твоей безопасности я прошу тебя сообщать мне о своих передвижениях, в том числе вне Академии.

– А перед тем, как сходить в туалет, мне сначала зайти к тебе или можно после? – Я не удержала свой язвительный тон в узде. Раз хочет знать обо всех передвижениях – значит, надо докладывать обо всем.

– Не иронизируй.

Ага, не нравится! Я должна на себя же доносить, где это видано? Еще бы поисковый маячок на меня повесил, маньяк.

– А как прикажешь реагировать? – Я всплеснула руками, едва не заехав оппоненту по лицу. – Ты хочешь, чтобы я была под твоим неусыпным контролем? Нет, Витор. Я на такое не согласна.

Витор свел брови на переносице, мол, ерунду какую-то несешь, и в подтверждение моих мыслей сказал:

– Я о тебе забочусь.

Обо мне? Это называется забота? Это контроль! Тоталитарный режим. Без моего ведома не ходи, не дыши, не живи.

– Мне не нужна такая забота. – Я собралась уйти, закончить этот бессмысленный разговор, в котором прав только один, но…

В ногах возникла резкая боль, которая медленно, но неуклонно продвигалась выше. Такой поворот событий взбесил меня окончательно.

Я закрыла глаза – так легче представить ромашковое поле – и начала вытеснять боль за пределы тела, однако Витор, как последний мерзавец, продолжил натиск. В результате его темное воздействие обосновалась у моих щиколоток, и с каждой секундой стоять становилось все труднее. Он что, хочет, чтобы я пала ниц перед ним? Никогда он больше этого не увидит!

На ромашковом поле я «прибавила» яркость солнца, нарисовала исходящие от него лучи, и… Витор отступил. Я же, немного придя в себя, вылила на него все свое презрение.

– Ты поступаешь подло. Считаешь, что, причинив мне боль, добьешься от меня чего-то кроме ненависти? Ты глубоко ошибаешься, если и впрямь так думаешь. – Я завелась на полную катушку. – Ты не меняешься, Витор! Когда я лежала в лазарете, я думала, что ты начал меняться, хотя мысли о твоем возможном преображении сами по себе казались странными. Но я их допускала. Ведь ты так правдоподобно показывал, что можешь быть другим, нормальным.

– Рэне, я…

– Молчать! Я не договорила, – прикрикнула я, переведя дыхание. – Ты погряз во тьме. Посмотри на себя, ты превратился в тирана. Я не знаю ваш мир, но подобные тебе вряд еще здесь найдутся. – Я с сожалением посмотрела на «жениха» и сказала то, что до последнего не собиралась произносить вслух: – Раньше я считала, что любой человек может исправиться, но ты… перечеркнул эту веру.

Гамма различных чувств отразилась на лице Витора. Я решила уйти, чтобы он на досуге все обдумал. Мальчик неглупый. Возможно, что-нибудь поймет. Возможно. Но утверждать я бы не взялась.

Малена сразу догадалась обо всем.

– Что, успела пообщаться с женишком?

Успела, да. А он успел, как всегда, мне настроение испортить, в очередной раз опустив меня ниже плинтуса.

– Давай не будем это обсуждать. – Я полезла в шкаф в поисках сумки. Не знаю зачем, но мне захотелось в ней покопаться. – По крайней мере сегодня.

Малена пожала плечами и стала наблюдать за моими действиями. Внутри сумки еще лежали некоторые вещи, видимо, я в прошлый раз не все вытряхнула. Футболка, платье, шорты… Шорты? Откуда бы им взяться? Ладно, не важно. Тряпки, тряпки, одни тряпки… А что еще я надеялась найти? Я залезла в боковой карман и вспомнила. Вспомнила то, что положила туда перед уходом из родительского дома. Дневник Ирэне.

– Ты нашла свой дневник? – Малена удивленно вскинула брови.

– Да, а что не так?

– Ничего, просто ты говорила, что потеряла его.

Да? Любопытно. Может, не потеряла, а украли? Скорее всего именно так и было. Здесь, по-моему, воровство в чести.

– Я нашла его у себя в комнате, в замке родителей.

Малена удивилась еще больше:

– Ты не была у родителей больше полугода до исчезновения.

Интересно, очень интересно. У Ирэне украли дневник. Тот, кто украл, был в замке во время «скромного ужина», знал, где находится моя спальня… Я, не проводи меня служанка, заблудилась бы еще на первом повороте. Этот кто-то хорошо представлял расположение комнат… Джен мне подкинул дневник, но ему красть смысла не было. Витор оставил бы себе, родители отдали бы мне лично в руки…

Боги, я хоть какие-нибудь ответы получу или нет? Мне что, умирать в неведении? Или еще поживу?

А вокруг тишина…

– Слушай, Мален, я тут смотрела… Никак вспомнить не могу, что я здесь писала?

Я видела переделанное заклинание, но для чего оно – не понимала. Не исключено, что Ирэне делилась с подругой своими секретами. Призрачный, конечно, шансик.

– Понятия не имею. – Малена поднялась с кровати, потянулась, широко зевнула и пошла к выходу. – Ты никогда не рассказывала, а я в душу не лезла.

А надо было… Я бы сейчас хоть что-то узнала.

– Пошли в столовую, перекусим что-нибудь, а то я голодная…

Перекусить – это хорошо. После еды лучше думается. Вдруг на меня снизойдет озарение. Как на Ньютона, после того как ему на голову свалилось яблоко.

Коридоры Академии, как обычно, пустовали. В такие моменты мне казалось, что мы одни во всем здании. В столовой людей было чуть больше, чем в коридоре, – пять человек. И эти пятеро молча жевали… что-то. Даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к здешним кулинарным изыскам.

– Расскажешь, где вы с Дженом «гуляли»? – спросила Малена, откусывая кусочек пирога.

Вообще хотела рассказать. Правда. Но надо ли? Появятся лишние вопросы. А с другой стороны, разве сейчас вопросов меньше?

– Давай не здесь.

Мало ли кто может услышать. В высшей степени неразумно обсуждать кражу из королевской сокровищницы в столовой.

– И лучше, если вы с Дином будете вдвоем, чтобы мне два раза не повторять.

Малена, помедлив, кивнула. Взгляд у нее стал таким, как в день нашего «знакомства», вернее, моего попаданства. Точно с таким же прищуром она тогда смотрела на меня, а я думала, что Малена вот-вот меня раскусит. А если бы я сразу во всем призналась, что бы со мной сделали? Убили, стерли память или что-нибудь еще? Назад не вернули бы в любом случае. Оставить меня в живых значило допустить, чтобы я рассказала своим об этом мире, а это для них небезопасно. Поначалу мои откровения сочли бы бредом, но со временем все меняется.