– Нет, теперь оно уже точно не сорвется! После окончания сражения с двойным окружением под Вязьмой и Брянском мы уничтожили около шестидесяти процентов войск, которые должны были защищать Москву. Жаль только, что сейчас погода против нас и наше наступление увязло в грязи. Но как только дожди прекратятся или ударит первый мороз, Москва будет нашей! Это будет конец коммунизма, и весь мир замрет в изумлении!

Уже было довольно поздно, поэтому я хотел побыстрее сходить в свою санчасть, чтобы принести лекарство.

– Может быть, лучше завтра я сам зайду к вам и заберу его? – спросил майор.

– О нет, герр майор! Будет лучше, если вы получите его уже сегодня. Тогда вы сможете сегодня вечером начать лечение и как можно быстрее избавитесь от надоедливых паразитов!

Когда я вышел на улицу, дождь по-прежнему барабанил по крышам деревенских изб. Сделав всего лишь несколько шагов, я споткнулся и плюхнулся на четвереньки прямо в грязь. Но после стольких рюмок коньяка это меня совсем не расстроило. Пошатываясь, я направился в санчасть и велел Мюллеру приготовить флакон раствора. Тем временем Генрих попытался полотенцем стереть грязь с моих брюк. Вскоре вернулся Мюллер с полным пузырьком раствора и сказал, хитро ухмыляясь:

– От герра ассистенцарцта очень хорошо пахнет!

– Вы имеете в виду коньяком?

– От герра ассистенцарцта пахнет Францией!

– Возможно, скоро мы все снова отправимся во Францию, мой дорогой Мюллер! – радостно заметил я и вспомнил об оптимистическом рассказе майора.

Не совсем уверенно стоя на ногах, я снова вышел на улицу.

– Пожалуйста, герр майор, только не принимайте это внутрь! – сказал я, протягивая майору пузырек с лекарством. Немного подумав, я для верности написал на этикетке красным карандашом крупными печатными буквами: «ЯД! ТОЛЬКО ДЛЯ НАРУЖНОГО ПРИМЕНЕНИЯ!!»

Майор вынул из кармана свою авторучку и отошел к столу. Вернувшись назад, он протянул мне бутылку французского коньяка, на которой крупными буквами написал: «ЯД! ТОЛЬКО ДЛЯ ВНУТРЕННЕГО УПОТРЕБЛЕНИЯ!!!»

* * *

2 ноября, ровно через месяц после начала битвы за Москву,[60] наша дивизия получила приказ оборудовать зимние позиции.

За несколько дней до этого 3-му батальону был выделен участок обороны шириной около трех километров у сильно разбросанной деревушки Князево. И мы уже начали оборудовать траншеи, стрелковые окопы и блиндажи и основательно готовились к отражению танковых атак. Земля была еще мягкой, и работа спорилась. У обоих выездов из деревни были установлены мощные противотанковые мины, которые взрывались только при нагрузке более одной тонны.[61] На случай прорыва вражеских танков каждый взвод и каждое отделение подготовили связки ручных гранат. За пределами деревни были размещены секреты. Наши позиции протянулись до позиций соседних батальонов, примыкавших к нам справа и слева. Батальонный перевязочный пункт находился в доме по соседству с командным пунктом батальона. Со стороны передовой он был защищен загонами для скота, возведенными из толстых бревен. Перед главной линией обороны были размещены минные поля. Артиллерия была пристреляна к участкам заградительного огня и могла за три – пять минут установить огневую завесу на любом из этих участков.

На совещании командного состава батальона, состоявшемся 2 ноября, еще раз обсудили все эти мероприятия, и было решено продолжить инженерное оборудование всех укреплений. За четыре недели мы должны были построить полностью оборудованную зимнюю позицию, обладающую максимальной обороноспособностью. Для личного состава батальона необходимо было подготовить достаточное количество блиндажей в несколько накатов, которые надежно защищали бы от холода и артобстрелов. Впрочем, мы все еще ждали, когда поступит зимнее обмундирование.

Ходили упорные слухи, что дивизии, не принимающие участия в активных боевых действиях, такие, например, как наша, должны в подходящей для этого местности заниматься оборудованием зимних позиций вместе с организацией Тодта и вспомогательными службами из местного населения, в то время как штурмовые части продолжат наступление на Москву. В крайнем случае, если наступление на русскую столицу захлебнется, мы смогли бы отвести свои войска на подготовленные зимние позиции, переждать там зиму и собраться с силами для второго наступления на Москву весной. Этот план казался каждому из нас вполне разумным.

Подобные мероприятия действительно были представлены на рассмотрение главнокомандования, однако Гитлер отклонил этот план. Он считал, что наступательному порыву войск будет нанесен урон, если в настоящее время начать возводить в тылу зимние оборонительные позиции.

– Гитлер только и грезит о Нибелунгах! – заметил Кагенек. – Как Хаген или Цезарь, он бы охотно приказал сжечь мосты позади своего войска!

Нам еще повезло, что до прихода больших холодов мы успели захватить Калинин и [перерезать] железнодорожную линию Москва – Ленинград, главные цели нашего наступления. Теперь вместе с другими соединениями мы представляли собой своеобразный северо-восточный краеугольный камень группы армий «Центр». В то время как мы окапывались, дивизии, занимавшие позиции южнее нас, продолжали наступление на Москву. Однако это оказалось очень утомительным и рискованным предприятием для утопающих в дорожной грязи штурмовых колонн.

Русские вскоре заметили, что левый немецкий фланг [группы армий «Центр»] прекратил свое продвижение вперед. В ответ на это они начали укреплять противостоявшие нам войска свежими пехотными, танковыми и артиллерийскими частями. 3 и 4 ноября у нас уже наблюдались небольшие ночные заморозки. Дорожная грязь подмерзла, что значительно облегчило снабжение. Но конечно, одновременно это способствовало и русским при переброске своих подкреплений.

Нойхофф, Маленький Беккер и я как раз были заняты тем, что рассматривали свои недавно отросшие бороды, когда в комнату ворвался запыхавшийся посыльный.

– Атака превосходящих сил вражеской пехоты при поддержке танков на позиции 10-й роты и соседнего батальона! – доложил он.

Нойхофф тотчас связался с пунктом управления огнем. В течение трех минут наша артиллерия открыла плотный заградительный огонь по участку перед нашим правым флангом, который подвергся атаке противника. Тем не менее в месте стыка с соседним батальоном уже успели прорваться восемь русских Т-34, которые раздавили своими гусеницами две наши 37-мм противотанковые пушки. Это был хороший наглядный пример того, что в борьбе с этими бронированными чудовищами наши маломощные 37-мм противотанковые пушки действительно были не чем иным, как «танковыми колотушками»! К счастью, нашим пехотинцам удалось отрезать от танков, а затем и полностью уничтожить вражескую пехоту. И вот теперь шесть из восьми бронированных машин устремились к деревне, лежавшей справа позади нас, а два других танка, описав большую дугу, приближались к нашей деревне с тыла.