Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я попрощался с Кагенеком и покинул его уютный командный пункт, стало уже совсем темно. На безоблачном небе низко над горизонтом висела луна, метель прекратилась, и искрящиеся под серебристым лунным светом окрестности погрузились в величавое безмолвие. Время от времени над передним краем обороны в ночное небо взлетала сигнальная ракета – как доказательство того, что царящий вокруг покой не более чем иллюзия. Я поднял воротник шинели и потопал по неглубокому рыхлому снегу к батальонному перевязочному пункту. В пушистом снегу мои шаги были почти неслышны.
Когда я вошел в избу, Мюллер сосредоточенно листал устав сухопутных войск. Генрих сидел по другую сторону от керосиновой лампы и писал письмо.
– От Тульпина ничего не слышно? – поинтересовался я.
– Нет, ничего! – с мрачным видом отозвался Мюллер.
Это меня встревожило.
– Пишете письмо домой, Генрих? – спросил я, присаживаясь к столу.
– Так точно! Жене, герр ассистенцарцт!
– Где она живет?
– В Хорсте, недалеко от Детмольда, рядом с Тевтобургским Лесом.[64] Она живет там вместе с нашей дочуркой и моим тестем. Там у нас небольшой хутор.
– Так вы у нас воинственный тевтонец? – пошутил я.
– Так же, как и Мюллер! – в тон мне ответил Генрих. – Как и большинство остальных бойцов нашего батальона!
– Тем лучше! Вы еще тогда, во время битвы в Тевтобургском Лесу, разгромили Вара и его легионы![65] Так что теперь нам наверняка не стоит бояться русских! И я рад, что вы приняли в свои ряды такого речного германца с нижнего Рейна, как я!
Я пытался такими шутками заполнить томительное время ожидания и отвлечь всех от мыслей о Тульпине и нашей маленькой транспортной колонне. Тем не менее наша обеспокоенность с каждой минутой лишь возрастала.
– И куда этот Тульпин мог только подеваться? – задал риторический вопрос Мюллер, после того как в течение следующего получаса мы тщетно пытались скрыть друг от друга охватившую нас тревогу.
– Не беспокойтесь, Мюллер! – попытался утешить его я. – На улице чудесная лунная ночь!
Вдруг нам показалось, что снаружи донесся скрип седельной сбруи. Мы вскочили со своих мест, распахнули двери и не могли поверить своим глазам. По деревенской улице к нам медленно приближалась лошадь, запряженная в одну из наших повозок, но без ездового. На телеге кто-то лежал. Подойдя к нашему дому, лошадь остановилась, это был Мориц. В свете луны мы увидели лежащего на телеге раненого фельдфебеля из соседнего батальона. Он был перевязан, заботливо укутан в одеяла и находился в довольно хорошем состоянии.
– Тульпин! – громко крикнул я в темноту.
Однако ответа не последовало!
С керосиновой лампой в руках подошли Генрих и Мюллер, и мы спросили раненого, куда подевалась сопровождавшая обоз команда.
– Я не знаю! – ответил тот. – Насколько я понял, на нас напал разведывательный дозор русских. Наша колонна с ранеными только что вышла из деревни, но не из этой… Я вообще не знаю, как далеко или как близко отсюда это случилось. Началась сильная перестрелка, послышались автоматные очереди и взрывы гранат. Но я ничего не видел и не мог даже пошевелиться, так как ранен в живот. Я лишь почувствовал, что вдруг повозка начала двигаться. Потом лошадь перешла на галоп и увезла меня с места боя. Через некоторое время она снова перешла на шаг. Я не знал, куда мы едем, и стал звать санитаров, но никто не откликнулся…
– Мориц ранен! – раздался вдруг встревоженный голос Мюллера. – Вот здесь! Посмотрите, вот сюда он ранен!
У бедной лошадки в области почек зияла сильно кровоточившая рана.
– Потом мы посмотрим, что можно сделать! – сказал я и снова обратился к фельдфебелю: – И как же вы добрались сюда?
– Я действительно не имею об этом ни малейшего понятия! Должно быть, это был очень длинный путь. Мы дважды переезжали через мост, это я слышал. А так я мог видеть только звезды и облака на небе, пока лошадь не остановилась здесь и вы не заговорили со мной!
– Ну что же, Мориц доставил вас по верному адресу. Давайте-ка посмотрим вашу рану!
Не снимая фельдфебеля с повозки, я осмотрел его рану. Это оказалось скорее ранение мочевого пузыря – быстрая операция могла дать ему очень хороший шанс остаться в живых. Этим шансом он был целиком и полностью обязан только Морицу, который привез его к нам, хотя по этой дороге он проехал только один раз, а именно тогда, когда вместе с колонной Тульпина отправлялся на дивизионный медицинский пункт. Я приказал Мюллеру немедленно выпрячь нашу лошадку и «позаимствовать» какую-нибудь другую из конюшни штабной роты. Пока Мюллер занимался этим, Генрих собрался в дорогу, чтобы как можно быстрее доставить раненого на дивизионный медицинский пункт.
Тем временем, видимо, сказалось сильное нервное напряжение, и нервы фельдфебеля не выдержали тяжелого ранения и поездки в неизвестность. Он разрыдался и воскликнул:
– Лишь по велению Господа и благодаря Его чудесной помощи я оказался сейчас здесь, герр ассистенцарцт!
Фельдфебель рассказал, что до призыва в армию изучал теологию в Боннском университете. По его словам, в то время его мучили сомнения относительно правильности избранной профессии. А во время долгой поездки на телеге он все время молился, просил Бога помочь ему в этом безвыходном положении. И тут же дал обет всегда оставаться верным слугой Господа, если его молитвы будут услышаны.
– И, герр ассистенцарцт, – сказал он в заключение, – Бог действительно услышал меня и чудесным образом спас! Это Он направил лошадь к порогу вашего медпункта!
– Но зачем вы рассказываете все это мне? – спросил я.
– Потому что вы первый человек, которому я могу это рассказать! После войны я снова продолжу свою учебу и уже никогда не устыжусь слова Божьего! Я не сошел с ума, герр ассистенцарцт! Просто мое сердце сейчас настолько переполнено!
– Я понимаю вас! Пусть и дальше Бог хранит вас, мой дорогой товарищ! Пожалуйста, напишите мне, когда снова окажетесь на родине, и передайте привет моей альма-матер, старому Боннскому университету, и прекрасному Рейну!