А белокурая девочка хоть и преобразилась — ушёл землистый цвет кожи, щёки стали румяные, вроде как и руки-ноги пополнели, — но с такими роскошными волосами осталась узнаваемой.

Дети осторожно вышли к нам. Смотрели молча, напряжённо, ничего не говорили.

Тьфу! Они уже не дети. Они куколки.

— Это друзья, — сказала Дарина. — Не беспокойтесь. Слушайтесь их в меру разумного.

Три молчаливых кивка, три настороженных взгляда. Потом один из мальчиков спросил:

— Можно нам поиграть?

— Да, — ответила Дарина.

Я бы не удивился какой-нибудь затейливой инопланетной игре, каким-нибудь пляскам и прыжкам, но мальчишки сломя голову кинулись обратно в комнатку, плюхнулись рядом на матрас и похватали игровые приставки.

— Малышня, — сказала Наська снисходительно. — Стража будущая.

— Могу я остаться? — спросила белокурая девочка.

Дарина кивнула. Дверь за мальчишками закрылась.

— Гнездо плачет, — сказала девочка.

— Гнездо волнуется, — поправила её Дарина. — Не беспокойся, Анна. Мы защищены.

— Могу я получить обзор и оценить обстановку? — спросила девочка.

Я невольно глянул на деда Борю. Тот смотрел на девочку с напряжённым любопытством. Странно она себя вела. Мальчишки — понятно. Наська — тоже… или я к ней привык?

А эта девчонка, ещё несколько дней назад умиравшая в больнице, вела себя слишком по-взрослому.

— Работай, — сказала Дарина.

Анна подошла к стене, уставилась в металлическую поверхность.

В стене возник экран. Здоровенный, метра три по диагонали. Изображение было таким чётким, словно мы смотрели в окно.

Вот только в экран вместилось несколько десятков крошечных «окошек».

Куколка провела в воздухе рукой.

Изображения замелькали, сменяясь, сдвигаясь, смещая ракурс, увеличивая и уменьшая размер, приближаясь к каким-то точкам и удаляясь.

У меня сразу зарябило в глазах, я отвернулся.

Деда Боря кивнул. Я кивнул ему в ответ.

Эта маленькая белокурая девочка и была той куколкой, которую приходил убить монстр. Даже сейчас, в самом начале Изменения, она ушла неизмеримо дальше от нас, чем Наська или Дарина. Может быть, даже дальше хранителя или монаха.

Я впервые подумал, что общеизвестное мнение о семи типах Изменённых: куколки, жницы, стражи, старшие стражи, монахи, хранитель, мать, — может быть неверным.

То, что мы знали, лишь верхушка айсберга, торчащая над гладью океана.

А что там, в глубине?

— Вот, — сказала девочка, опустив руки.

Я глянул на экран и мне стало плохо.

Экран разделился на три части.

Фойе. Кабинет с медицинским оборудованием. Лестница.

На каждой картинке был монстр.

Два в точности походили на убитого мной. Здоровенные, шестилапые, с мохнатыми головами. На экране они выглядели полупрозрачными, почти скрытыми своей невидимостью. Один изучал пустые койки, приподнимал бельё, будто ожидал увидеть под ним спрятавшихся детей, нюхал пустые флаконы из-под медицинских препаратов. Другой бродил по фойе на шести лапах, временами прижимая голову к полу и касаясь ковров длинным тонким языком. Брал след?

Третий был более человекообразен. Ростом метра два, средние конечности недоразвиты, но при этом завершаются не ладонями, а какими-то костяными конусами. Лицо было почти человеческим, только лишённый волос череп поблёскивал, словно натёртый маслом. Монстр шёл по лестнице, раскачиваясь и зыркая глазами в разные стороны. Потом остановился и уставился в экран.

Каким образом Гнездо за ним наблюдало, была ли эта видеокамера или что-то неизмеримо сложнее, не знаю. Но монстр наблюдение почувствовал. Остановился, открыл рот — явно издавая какой-то звук.

Две шестилапые твари бросили свои занятия и устремились куда-то.

— Оценка, — сказала Дарина. Её пальцы на моей ладони напряглись.

— Два уничтожителя, один боец, — сказала Анна. — Это ровианская гвардия. Все трое завершены. Оценка… оценка… — она помолчала. — Они пробьют оболочку.

Она вдруг как-то расслабилась, плечи девочки опустились, экран погас. Анна медленно повернула голову к Дарине. Спросила:

— Мы можем уйти? Сейчас?

— Не в резонансе, — ответила Дарина. Она о чём-то напряжённо думала.

— Можно рискнуть…

— Нет, — сказала Дарина твёрдо. — Надо сражаться.

— Я не умею, — совсем по-детски ответила Анна. И тут же, будто переключившись, спросила: — Можно, я к мальчикам?

— А? — не поняла Дарина.

— У нас гонки!

Дарина помотала головой. Сказала:

— Да, конечно. Иди, играй.

Когда девочка ушла в открывшуюся на миг дверь, я спросил:

— Из-за неё весь сыр-бор?

— Выходит, — Дарина поёжилась. — Я не знала, правда. Только после первой фазы стало ясно… Вы зря пришли, Максим. Два уничтожителя и боец. Мы не справимся.

— Призови меня, — сказал я.

Дарина покачала головой.

— Нет. Нет, Максим. Второй Призыв… невозможен.

Кажется, она чего-то не договаривала. Но голос звучал твёрдо, и я понял, что второго Призыва не будет.

— Тогда меня призови, девочка, — сказала Елена. — Я готова. И Борис готов, да, Борис?

Деда Боря кивнул.

— Вы слишком старые, простите, — ответила Дарина. — Гнездо не сможет вас принять.

— Тогда призывай меня, — сказала Милана. Подошла к нам, встала рядом с Дариной, взяла её за руку. — Давай. Не бойся.

— Нет…

— Почему? — спросила Милана. — Я всё вижу и понимаю, я в здравом уме и твёрдой памяти. И я младше Макса.

Дарина стояла и качала головой.

— Не обижайся на меня, — сказала Милана тихо. — Я не знала. Но я перед тобой виновата, так уж вышло. И хочу помочь. Призывай!

Дарина вздрогнула. Я увидел, что она плачет.

Милана вдруг обняла её, мягко оттолкнула меня и стала что-то шептать Дарине на ухо. Не знаю, какие слова она нашла и что сказала, но Дарина вдруг улыбнулась. Смущённо и растерянно.

В стену, там, где была дверь, ударило — тяжело, раскатисто.

— Ты не сможешь, ты не справишься, — сказала Дарина, прекращая улыбаться. — Их трое!

— А нас двое, — сказал я. — Ну и вы подсобите.

— Я не смогу тебя призвать! — повторила Дарина с лёгкой досадой.

— Не надо, — я скинул сумку, достал маленький термос из раменского Гнезда.