Это неправильно, это на грани болезни. Еся. Ты больна и ведешь себя соответственно. Больная эмоция вас связывает, больные чувства, их нужно резать/рвать и идти дальше. Просто забыть. Все бывает, влюбилась, оступилась, не тому доверилась, но сейчас это все не имеет никакой основы и значения для тебя в будущем. Разве что ты до конца своих дней хочешь быть вот такой размазанной «тютей».

Закрываю глаза и делаю болезненный вдох, он сжимает легкие. Не могу сосредоточиться ни на чем, кроме как на той боли, что разрывает душу. С этим мужчиной острее и ярче. Все ярче, радость и боль, воодушевление и разочарование, счастье и отчаяние. Они всегда рука об руку, хорошее и плохое. Как две крайности, с Андреем иначе никак. Никаких полумер.

— Как ты себя чувствуешь? — срывается с губ, я правда не хотела, оно само вырывается.

Сердце трепещет, потому что в отражении стальной поверхности я снова методично считываю эмоции, быстро сменяющиеся на лице Андрея. Пухловатые губы кривятся в полуулыбке, болезненной и надломленной. Это звериный оскал. Боль переполняет все его естество, она отдается в мою грудь и оседает тяжелым комком.

— Как будто я умер. Без тебя.

Закрываю глаза. Не видеть. Еще бы уши залить бетоном, чтобы не слышать. Андрей, зачем ты это делаешь? Кому и что пытаешься доказать? Сделать лучше или хуже? Окончательно уничтожить меня.

Створки открываются, и Андрей снова нажимает какую-то кнопку. Я не успеваю и шагу ступить, как он преграждает мне путь со словами.

— Не мой этаж, — шепчет, отталкивая меня к холодной поверхности стенки лифта.

Боковым зрением замечаю, что дверцы закрываются, а махина не двигается с места. Указатель этажей показывает прочерк. Впервые за долгое время поднимаю голову и настолько близко оказываюсь к губам Андрея, что мне достаточно сделать маленький рывочек, чтобы ощутить вкус горечи.

Просто упасть еще раз в пропасть. Малюсенький шажочек, и ты снова будет счастлива и разбита на миллионы фрагментов, что точно не собрать до кучи в целостную картину уже никогда.

Мы стоим. Буквально и абстрактно. Точка невозврата прямо перед носом, Еся. Не отмотаешь уже.

Андрей смотрит своими невозможными глазами, засасывая мою реальность в свою. Смотрит и говорит:

— Я бы никогда не изменил тебе, и я могу доказать, что то видео было снято до тебя. Но я чертовски хочу, чтобы ты верила мне просто так. Потому что это я, а это ты. Я не так давно говорил тебе, что ты никогда не станешь той, которую смог бы просто трахать. Я уже и дышать без тебя не могу, и поверь мне, в полной мере ощутил себя в мясорубке жизни за тот период, когда не мог понять твое местонахождение, — широкая ладонь опускается на влажную щеку, я опять не замечаю, как слезы скатываются по щекам. Настолько привыкла к ним сейчас, что воспринимаю как абсолютно нормальное явление. Часть меня.

— А спорить на то, кто быстрее опробует выпускницу в переулке возле клуба, значит, смог?

Во мне говорит боль, я буду выплескивать ее так, как умею. Начинаю бить кулаками по груди, испытывая то же самое, что в тот момент в баре. Как он мог, как он мог?!

— Что ты несешь вообще? — пытается трухануть меня, чтобы привести в чувство, а на деле лишь сильнее распаляет.

Цепляет стальным захватом голову и блокирует любые движения с моей стороны. Мне приходится смотреть на него и лицезреть полное недоумение на лице.

— Я не знаю, что ты там накрутила в своей голове, но я никогда ни на кого не спорил, а чтобы затащить бабу в койку, мне достаточно улыбнуться. Ты можешь обвинять меня во всем, что угодно, но я не насильник и не подонок, Еся. Это уже сверх всякой меры, знаешь ли, — цедит злобно, продолжая сканировать мое лицо. Взгляд обезумевший.

Неужели ложь?

— Твой дружок пытался меня изнасиловать, а ты дал ему денег, чтобы дело замяли. И ведь дело замяли, а записи с камер испарились.

Зажмуриваюсь и ощущаю сжимающие движения в районе бедер. Андрей давит на меня всем телом и кричит в лицо.

— Кто?! Кто тебе, блядь, сказал эту чушь? Открой глаза, Еся, немедленно. Мать твою!

Мне страшно, до трясучки страшно открыть их и увидеть правду. Я хочу на мгновение остановить время. Застыть.

— Я не знал, на что даю деньги, ясно тебе? Лера постаралась, да? НЕ знал я ничего, просто дал денег, потому что он сказал, что баба залетела от него. Если бы я хоть имел представление, на что ему нужны бабки, я бы размазал его еще тогда, а не спустя столько времени! Смотри на меня, я сказал, смотри! — я открываю глаза и вижу тайфун боли, он смывает меня напрочь. Не может человек так врать, не может.

Неужели правда?

— А в тот день, злополучный, в который якобы случилось все, что ты видела на записи видеокамеры, я находился как раз у него. Методично отделывал за то, что он пытался с тобой совершить. Да. Я узнал, пришел и очень доходчиво ему все пояснил, за что и загремел в бутырке. Еся, я готов был его убить, и будь уверена, я бы это совершил, если меня не оттащили. Озверел просто, когда все стало известно. И я ни на секунду не жалею о своем поступке, не жалею ни о чем! Хотя нет. Жалею лишь, что раньше ничего не узнал. Но как ты могла поверить в это, Еся. Как? — мы сталкиваемся лбами, мужчина смотрит на меня немигающе. Мне стыдно. Больно. Мне страшно и очень обидно, а как иначе.

Как я могла не поверить. Кто я, а кто он? Какая-то девчонка, к которой он даже чувств не испытывает, ну знакомы с моего детства и что?

Он защищал меня, а я поступила так, как поступила. Мерзко.

— Потому что все было очень правдоподобно, а я слишком тону в тебе, — шепотом доношу. — И в себе. Я не могу так, никогда подобного не испытывала, и мне безумно страшно разбиться, — заливаюсь слезами на полную катушку. Что-то внутри щелкает, прорывает плотину. Андрей не ругает, не кричит больше, он молча прижимает меня к себе.

— Я не дам тебе упасть…За все время, я чуть не подох, если бы не Мила, я не знаю, что было бы. Честно. Так херово мне не было ещё никогда.

Утыкаюсь в его ключицу и дышу. Рвано и часто. Сама прижимаюсь сильнее, цепляясь руками за рубашку, впиваясь ногтями в спину. В какой-то момент мы сталкиваемся губами. Это ядерный взрыв, озаряющий ярким светом все вокруг.

Опять горечь на губах и бесконечный страх потери. Сжимаю ладошками лицо, пока Андрей подхватывает меня за бедра и впечатывает в стеклянную поверхность позади. Руки движутся по бедрам, оголяя загоревшую кожу, а я задыхаюсь от недостатка воздуха, не прекращая наш безумный танец губ и языков.

Нет сил на нежность, в нас кричит агония, так что все движения рваные, обезумевшие.

— Как я скучал, боже, как я скучал. Мое сокровище, — шепчет, оторвавшись от меня на секунды. — Радость моя, тут могут быть камеры.

Промежность, скрытая тканью купальника, уверенно умещается на выпуклом бугре. Я чувствую это безумие всем телом, обхватываю мужчину за шею и целую за ушком. Он цепляет мои ягодицы и смешает пальцы к клитору, задевая краешек сквозь трусики.