– Батурине…

– Ну да, правильно, поселок назывался Батурине до революции,потом его переименовали в «Большевик», и ваш дедушка получил там большуюхорошую государственную дачу. Вы часто приезжали на дачу?

– Да.

– Кто-то из ваших родственников копал там землю?

– Да.

– По всему участку или в каких-то определенных местах?

– Бабушка Клава сажала малину вдоль забора. Дядя Валеравскапывал огород. На участке был небольшой пруд… Болотце… в самой глубине, удубовой рощи.

– Правильно. Там остался каменный круглый фундамент садовойбеседки.

– На нем было удобно рубить дрова.

– Кто-нибудь там копал землю?

– Нет. Там рубили дрова для печки, и росла крапива… Еекосили, а она все равно вырастала, очень быстро. Мне плохо, я не могу дышать…

– Нет, Лиза, с дыханием у вас все в порядке. – Красавченкоподнял ее руку и стал считать пульс. – Вы стабильны. Вы можете говорить. Выуверены, что вокруг пруда у рощи никто из ваших родственников не копал землю?

– Это могло быть до моего рождения, могло быть в раннемдетстве. Зачем вам? Что вы хотите?

– Камень.

– Какой камень? Я не могу дышать.

– Можете. Я сказал, вы стабильны. Откройте глаза. Смотритемне в глаза. Где камень?

– Я не понимаю, о чем речь… При чем здесь наш дачныйучасток? Он давно нам не принадлежит. Когда умерла бабушка, дача досталасьродственникам.

– Лиза, у меня в руках шприц. Здесь противоядие. Осталосьдве минуты. Где камень? Брошь в форме цветка орхидеи, с крупным бриллиантом вцентре, с плати новыми лепестками, украшенными маленькими круглыми топазами,которые напоминают капли росы, с продолговаты-; ми изумрудами в виде листьев.

– Мне нужен врач. Мне плохо.

– Вы или кто-то из ваших родственников находили что-либо вземле на дачном участке?

– Да.

– Что именно?

– Дождевых червяков.

В последнее десятилетие девятнадцатого века среди московскихсановников распространилась старинная петербургская мода. За проигрыш в макаорасплачивались алмазами. Столы были покрыты черным бархатом, рядом с каждымигроком стоял небольшой кедровый ящик. Золотой ложечкой черпали по камушку закаждую девятку. Эта аристократическая забава была придумана еще во временаЕкатерины Второй. Тогда она напоминала иллюстрацию к сказкам «Тысячи и однойночи». Но на рубеже железного девятнадцатого века это больше походило на пир вовремя чумы. Во всяком случае, для графа Ивана Юрьевича Порье увлечение алмазныммакао закончилось настоящей чумой, разорением и безумием.

Иван Юрьевич с юности был азартным игроком. Жизнь егосостояла из бесконечной череды выигрышей и проигрышей. Как любой игрок, неумеющий вовремя остановиться, проигрывал он чаще и больше, чем выигрывал.

Алмазное макао окончательно добило не только его, нобудущность его семейства. Таинственное сияние драгоценных кристалловдействовало на графа опьяняюще, он забывал за бархатным столом, что ему почтишестьдесят, что он плешив и толст, страдает подагрой и несварением желудка, чтоего Крестовоздвиженский прииск давно истощился, там больше нет ни золота, ниалмазов, из двух имений одно заложено, другое полностью разореновором-управляющим.

За месяц граф Иван Юрьевич не только влез в огромные долги,но и проиграл уникальную семейную коллекцию алмазов. Обнаружив, что сыпать вкедровый ящичек больше нечего, граф впал в черную меланхолию, потом сделалсябуен, рвал без разбора бумаги в своем секретере, жег в камине одежду и белье,чуть не спалил дом. Первого января 1900 года граф Иван Юрьевич скончался влечебнице для душевнобольных.

Сын его, Михаил Иванович, обнаружил, что все наследствосоставляют долги отца, расплатиться с кредиторами он никогда не сумеет, апощады ждать не приходится. Единственным разумным выходом могла бы стать толькоспешная выгодная женитьба.

Графский титул стоил дорого, Михаил Иванович был хорошсобой, однако выбор оказался невелик. О том, что имущественные дела аристократическогожениха обстоят более чем скверно, знала вся Москва.

В красавца графа давно и безнадежно была влюбленаединственная дочь купца-золотопромышленника Болякина, Ирина Тихоновна,дородная, всегда немного сонная тридцатилетняя барышня с пышным бюстом итемными усиками. Дело решилось очень скоро, Ирина Тихоновна на робкоепредложение графа ответила живым пламенным согласием.

Батюшка, купец Болякин, сначала отнесся к сватовству графанастороженно. Он даже поспорил с дочкой, но та привела неоспоримые доводы ввиде короткого обморока и обещания отравиться. А поскольку Ирина Тихоновна вранней юности уже пыталась травиться морфином из-за какого-то петербургскогогуляки-корнета, и доктора сказали, что психика ее весьма неустойчива, ТихонТихонович не стал возражать.

Он пригласил графа в свой кабинет и имел с нимнепродолжительную беседу.

– Ваше сиятельство, – сказал купец, – я считаю своим долгомпредупредить вас, что моя дочь не совсем здорова.

– Да что вы, – искренне удивился граф, – она выглядит совершенноздоровой.

– Я имею в виду не физический, а нервный недуг. У нееслучаются приступы меланхолии и тяжелой подозрительности.

– Смею вас уверить, Тихон Тихонович, что мое искреннеечувство победит этот недуг, – ответил граф, – я люблю Ирен.

– Да будет вам, ваше сиятельство, – купец укоризненнопокачал головой, – вы женитесь на моей Ирине потому, что у вас денег нет.Положение у вас безвыходное, но у меня тоже. Моя Ирина засиделась в девках,доктора говорят, ей надо замуж скорей, иначе совсем занеможет. Но за купца онане пойдет, а кроме вас, титулованные особы к ней пока не сватались, да и врядли посватаются. К тому же она вбила себе в голову, что влюблена в вас досмерти. Дочь у меня одна, и ради ее счастья я готов расплатиться с долгами вашегопокойного батюшки, графа Ивана Юрьевича, Царство ему Небесное, – купец встал,истово с поясным поклоном, перекрестился на красный угол, потом сел, тяжелоуставился на графа и продолжал:

– Я готов спасти вас от долговой тюрьмы, но и вы уж насуважьте, ваше сиятельство. Будьте для моей Ирины добрым мужем, живите с нейчестно, по-христиански.

– Да как же иначе, дорогой Тихон Тихонович? – улыбнулсяграф. – Конечно, по-христиански.