— А вот тут ты ошибаешься…

Негромкий голос, раздавшийся из-за спины, заставил Сергея похолодеть.

Вот и все! Это конец! Сгорбившись от внезапной тяжести, навалившейся разом на плечи, Сергей застыл на месте, боясь повернуться. Да этого ему и не требовалось. Он из сотни других голосов узнал бы этот голос. Да и не голоса он так боялся и даже не того, какие действия предпримет обманутый брат. Труднее всего было сейчас смотреть ему в глаза. Потому что Сергей в точности знал, что он в них увидит.

— Сережа, — позвал его Иван от двери. — Посмотри на меня.

Медленно, словно каждое движение сопряжено с неимоверными физическими нагрузками, Сергей обернулся, поднял голову и застонал.

Он мог вынести все что угодно: обиду, презрение, но только не эту щемящую горечь. Она изливалась на него из темных глаз Ивана, давила, мучила и заставляла ненавидеть самого себя.

— Не смотри на меня так! — взвизгнул Сергей и начал пятиться к окну.

— А как мне на тебя смотреть? — горько усмехнулся Иван, делая шаг вперед. — Зачем? Ответь мне только — зачем?..

— Тебе не понять… Тебе не понять… — скороговоркой начал повторять он, продолжая отступать. — Это сложно понять… Это сложно…

Все дальнейшее походило на нереальный и скверный сон. Алевтина лежала, не в силах шевельнуться, и сквозь марево дурноты наблюдала, как кинулся Иван вперед, пытаясь отрезать брата от окна. Но по пути поскользнулся обо что-то и с глухим стоном упал на пол. Сергей же запрокинул кверху голову, выкрикнул что-то нечленораздельное, больше похожее на страшный предсмертный крик огромной неведомой птицы, и, встав обеими ногами на подоконник, рухнул всем телом на мозаичное стекло…

Огромный вестибюль районной больницы, располагающейся в здании старого монастыря, гулко отражал шаги посетителей облупившимися стенами. Пожилая санитарка шаркала тряпкой по старому линолеуму и недовольно поглядывала на парочку, притулившуюся в углу. Уж как она старалась, докучая им своим присутствием, а тем все нипочем. Сидят себе и воркуют. Можно подумать, места больше нет, как сидеть на сквозняке и талдычить об одном и том же.

— А ну-ка, молодые люди! — сурово свела она брови и выплеснула добрую половину ведра почти им под ноги. — Шли бы вы каждый по своим делам…

— А в чем, собственно, дело? — Мужчина, сидевший на широком каменном подоконнике, недовольно смерил взглядом воинственно настроенную санитарку. — Мы вам мешаем?

— Ладно, Валентин Иванович, — тронула его за рукав молодая женщина, кутающаяся в теплую шерстяную кофту. — Я все поняла. Мне действительно пора идти…

— В общем, Вера, думай сама, — Скоропупов соскочил с подоконника и, взяв женщину под руку, повел ее к лестнице. — Все твои слова так и остались словами. Протокола нет. Но я так думаю, что это не конец…

Она лишь молча кивнула головой.

— Пусть твой ухажер головой покумекает, своих бывших дружков прощупает. Может, и всплывет что-нибудь. Ну что ты молчишь все время?! — не выдержав, вспылил он. — Я о ком забочусь, елки-палки?!

Вера остановилась, подняла на него глаза и с болью, плохо скрывающей панический страх, проговорила:

— А что я вам скажу? Я выстрелила в него вот этими руками. Видела, как он упал. Облила все вокруг керосином и подожгла. Я не знаю, куда мог подеваться труп…

— Если он вообще был, — еле слышно произнес Скоропупов.

— Что вы сказали?

— Я сказал, что отсутствие трупа в доме может означать что-то одно из двух… — Он сделал многозначительную паузу. — Или его кто-то успел оттуда убрать. Или…

— Или?!

— Или твой муженек жив и здоров и готовит какую-нибудь очередную пакость.

— Нет, только не это! — Вцепившись похолодевшими руками в перила лестницы, Верочка изо всех сил старалась сохранить остатки самообладания, но последнее давалось ей с огромным трудом. — Вы не можете понять, что это значит! Вы не можете себе представить!..

— Да уж… Понаделали вы все дел!

Он наскоро простился и пошел к выходу.

Что он мог сказать этой охваченной страхом женщине? Что все утрясется? Или что все будет хорошо? Так он и сам в это почти не верил. Мало ему неприятностей по службе, так в довершение еще неизвестно чем обернется для него этот исчезнувший труп…

Скоропупов завернул за угол универсального магазина и, постояв в раздумье на ступеньках, решительно рванул на себя дверь. Как говорится: война войной, а харч вовремя. Он выкатил из угла пустую тележку для продуктов и менее чем за десять минут наполнил ее хрустяще-шуршащими гастрономическими изысками. Как никак Новый год не за горами, а у него дома шаром покати. Коль уж случилось ему этот праздник встретить холостяком, не голодать же ему теперь по Варькиной милости.

Домой он вернулся, когда уже почти стемнело. Не зажигая огня, Валентин Иванович отнес пакеты с продуктами на кухню и, облокотившись о подоконник, замер у окна.

Вот и все… Года как не бывало. Триста шестьдесят пять дней отлистал календарь, сделав их пройденной жизненной вехой. Все теперь в прошлом: и его неудавшийся брак с Варварой, и очередной нагоняй от начальства, и это запутанное, проигранное дело.

Скоропупов невесело улыбнулся, вспомнив, как недоуменно вскинула глаза Алевтина в ответ на вопрос о беззакониях, творящихся на фармкомбинате. Залопотала что-то о разногласиях между братьями в силу неуравновешенности младшего. Доказательством чего послужило и его ничем не мотивированное самоубийство. А о том, за что была ранена и отчего потом в столичной клинике пролежала почти месяц, не хотела и вспоминать. И плевать ей было на то, что он, Скоропупов, пренебрегая профессиональным долгом, бросился ей помогать. И что потом всячески все сглаживал, пытаясь свалить вину за убийства на исчезнувшего и вроде бы обидевшегося на весь белый свет Голованова Олега. Она изумленно хлопала ресницами и на прощание выдала что-то дежурно-вежливое.

А он-то, старый дурак, очередного строгача схлопотал, якобы упустив убийцу. Получается, что опять пострадал за правду. А как же иначе? Ну не мог же он своему начальству все как есть выложить. Да и кто ему поверит, если эти братья всеми уважаемые люди. Меценаты к тому же, подарившие городу не одну тысячу долларов ко всяким разным праздникам. Да и где же ему взять этого убийцу, Голованова, если жена его утверждает, что пристрелила его, а труп самым невероятным образом вдруг исчезает…

Валентин Иванович ощупью нашел початую бутылку пива на подоконнике и приложился к горлышку.

Ничего! Пусть они сейчас все в дружбе, счастии и согласии. Пусть гремит для них торжественный марш Мендельсона. Он-то знает, что на этом ничего не закончено. Не поставлена еще точка во всей этой истории. Нет, не поставлена…

— Ну что, девушки?.. — Иван Алексеевич ослабил немного узел галстука и поднял наполненный шампанским хрустальный бокал. — За что пьем? За счастье, за удачу или за вас красивых?