– Что делать будем? – спросил Голощек у отца Михаила.

Отец Михаил открыл было рот, но сказать ничего не сказал; словно бы из-под земли выкатился перед ними шустрый парнишка – из тех, кого раз увидишь, а потом никогда не вспомнишь. Роста среднего и вида тоже среднего, сложения скорее щуплого, под дроглой курточкой спрятанного, нос то ли уточкой, то ли картошкой, не разберешь, глаза голубые, пронзительные, лет то ли восемнадцать, то ли все тридцать уже.

– Чего тебе, пацан? – Капитан был настороже, глазами ощупывал мальца: вид ничего не значит, выучка важнее. Чтобы нож метнуть или подколоть, большой силы не надо, а итог может быть печальный, совсем никуда не годный может быть итог.

– Дай закурить, пехота. – Парень ослепительно улыбался, глядел капитану прямо в глаза.

Капитан хотел было ему сказать и за пехоту, и за закурить, и за возраст молодой, но тот не дал:

– Писателя ищете?

И хоть глядел по-прежнему на Голощека, было ясно, что вопрос задавал не ему, а прямо отцу Михаилу.

Тот просверлил нахала взором, поколебался, прогудел негромко:

– Может быть…

– Ну давай, пехота, не тормози, – это мальчонка уже капитану, – угости сигареткой.

Подивившись такой конспирации, капитан сноровисто вытащил из кармана пачку «Мальборо», протянул голубоглазому. Тот потащил сигареты наружу – одну, вторую, третью – не торопясь, по очереди. Сам же говорил углом рта, быстро, но отчетливо:

– Писателя вашего здесь нет. За ним темные охоту начали, пришлось ноги делать. Да вы не меньжуйтесь, не пропадете. Я как раз за вами, доставлю в надежное место. Лады?

– А ты сам-то кто же будешь? – ввязался ничего не понявший дьячок, бдительность решил проявить.

– Я буду, кто надо, только времени у нас в обрез, – парень тянул уже следующую папиросу. – Двадцать секунд, чтобы в машину сесть, дальше обратный отсчет пойдет. Да, и случись чего, не рыпайтесь, все равно не отобьемся… Ну, так чего, братцы-кролики, едем или сложим буйные головушки?

– Едем, – сказал отец Михаил решительно.

– Пехота на переднее сиденье, клир и причт – на задние, – парень подмигнул, развернулся и легким шагом двинулся к неприметной серой «Вольво». Остальные пошли за ним.

– Бегом, – сквозь зубы процедил парень, ускоряя шаг, – бегом, а то костей не соберете.

Капитан оглянулся и увидел, как из дальнего подъезда прямо в мокрую московскую зиму выбежали несколько крепких в черных пальто и почему-то в черных же солнцезащитных очках. Вергилий их голубоглазый перешел на бег, за ним затрусили остальные. Капитан пропустил всех вперед, изготовился, если случится, к серьезной драке.

Но голубоглазый уже прыгнул в машину, за ним горохом посыпались остальные. Взревел мотор, взвизгнув, переключился на вторую передачу, авто понеслось, болтая незакрытой дверью справа от водителя. Черные уже настигли Голощека, окружали смертным полукольцом. Капитан сунул руку в карман, лицом показал, что выстрелит, выгадал пару секунд и, сорвавшись с места, ринулся за машиной. В несколько прыжков нагнал, взлетел в воздух, на ходу ввинтился в кресло, крикнул: «Гони!»

– Эх, прокачу! – взревел голубоглазый и ударил по газам.

Голощек глянул в зеркало заднего вида, черные стояли все тем же полукольцом, вид у них был растерянный. Водитель выкрутил руль, свернул за угол – и черные пропали из глаз.

– Слава тебе, Боже, – подал с заднего сиденья робкий голос старый причетник. – Я уж думал, догонят нас. Догонят – и размозжат.

А капитан ничего не сказал, только вспомнил лишний раз старую истину: «Диверсанта ноги кормят». И кормят, и спасают, вот оно как, а кто будет спорить, тот дурак и невежда. Ноги и оружие – вот отец и мать диверсанта, и ноги на первом месте, потому что не всегда оружие можно пустить в ход, да и не всегда оно есть под рукой. Зато убежать можно всегда, не подвела бы дыхалка. Как говаривали в учебке: «Спецназ стреляет, как ковбой, и бегает, как его лошадь».

Голощек все посматривал в зеркало заднего вида, не верилось ему, что так просто от них отстали черные. Все существо его, весь опыт подсказывали, что дело еще не кончено, еще только начинается все дело.

– Не проследят они за нами? – спросил он.

– Проследят, не сомневайтесь, – беспечно отвечал голубоглазый. – Да, может, и следить не нужно. Если меня срисовали, то будут, скорее всего, прямо на месте нас поджидать.

– На каком месте? – опять ввязался дьячок Антоний, который понемногу приходил в себя от первого шока. – На каком таком месте?

– На том, куда мы едем.

– Тогда высади нас где-нибудь, – попросил Голощек. – Что же нам самим голову в пасть совать?

– Высадить вас я, конечно, могу, – с охотой согласился водитель. – А что потом делать будете? Куда пойдете?

Капитан оглянулся на отца Михаила. Тот сидел, мрачно задумавшись.

– А черт его знает, – беспомощно сказал капитан.

– Вот и я о том же, – подмигнул голубоглазый. – Так что давайте-ка лучше вместе держаться, так оно надежнее.

– А как же черные? – спросил Голощек. – Сам же сказал, что ждут они нас.

– А мы в другое место поедем. Туда, где не ждут.

Сказавши так, водитель выжал педаль газа, и автомобиль стремительно понесся по улице… А голубоглазый стал напевать негромко, сквозь зубы:

– «Ты одессит, Мишка, а это значит, что не страшны тебе ни горе, ни беда…»

– Вы правда одессит? – вежливо спросила Катерина.

Он оглянулся, сверкнул веселыми белыми зубами:

– Какое там, барышня! Чистокровный москвич… – Подумал и добавил: – Но это ничему не мешает.

Вся эта история чрезвычайно не порадовала почтенного причетника. Откуда взялись эти черные, кто таков голубоглазый, и что за подозрительный писатель такой, к которому они шли, и вдруг он растворился в безразмерных пространствах Первопрестольной? Нет, милые мои, тут надо ухо держать востро, глядеть в оба глаза, а лучше было и в три, как у индусов поганых, ну, да Господь не сподобил нас третьим глазом обзавестись, так и ничего, двумя обойдемся.

И дьячок во исполнение благой своей мысли тут же и начал усердно вращать головой, чтобы углядеть как можно больше, а случись чего – и упредить надвигающуюся опасность. А что опасностей будет вокруг полно, это он давно понял, чуть только его дверью в метро до смерти не убило. Спасибо капитану: человек военный, боевой, спас; но на капитанов, говорится, надейся, а сам не плошай.

Однако сколько ни крутил головой старый псаломщик, сколько ни таращил глаза, а толку все было чуть – окрестности пролетали за окном с такой скоростью, что ни заметить, ни запомнить ничего не удалось.

Если бы пассажиры автомобиля были москвичами, они бы изрядно удивились, отчего это в разгар буднего дня дороги все почти пустые, вместо обычных в это время пробок. Но они были приезжими и ничему не удивились. А вот водитель был москвичом. И ему как раз следовало бы удивиться, однако и он этого не сделал, наверное, по причине великой занятости своей и попыток так рассчитать маршрут, чтобы уйти от всевидящего ока темных. Звали его Миша, фамилия Ковалев. Несмотря на молодость свою и голубоглазость, успел он отслужить в морской разведке, имел некоторые капитальные навыки и, хотя в прямом бою уступил бы, возможно, капитану Голощеку, но уж с пятью штатскими справился бы, не задумываясь. Кроме того, был он человек предусмотрительный, бесстрашный и лихой водила. По всему по этому и отправили его сейчас встречать таинственную делегацию, о которой он сам не знал почти ничего, кроме того, что люди это очень важные и доставить их нужно, хоть бы даже и кровь из носу.