Панарин сидел в темной комнате, смотрел на застывший наэкране самолет и в который уж раз повторял про себя одну и ту же фразу – изречи, что произнес Джон Кеннеди, вступая на пост президента:

«Не для того мы здесь, чтобы клясть тьму, а для того, чтобывозжечь светильник».

Честное слово, в этом был смысл.

Он снял трубку и набрал номер.

– Шамбор слушает, – раздался возбужденный Ленин голос.

– Ну как?

– Мы с дедом готовы. Брюс тоже.

– Не передумал?

– Нет.

– Тогда по расписанию, – сказал Панарин. –Поехали!

11

А может это совесть, потерянная мной?

А. Вознесенский

Фредерик Дуглас Брюс, весьма и весьма отдаленный, но все жепотомок древних шотландских королей, сноровисто работая коротким копьевиднымломиком с резиновой рукояткой, крушил пульты Главной Диспетчерской.

Он трудился споро, без излишней нервозности, как десять летназад на пылающей датской буровой платформе, но и чуточку торопливо все же – взабаррикадированную дверь давно молотили чем-то тяжелым, и нужно былопоторапливаться.

Трещали синие разряды, мерзко пахло горелой изоляцией,хрустело, дымило, дребезжало, на стене вразнобой мигали разноцветные лампы инадрывались звонки ничего не соображавших автоматов контроля. Брюсу былобезмерно жалко ломать тонкие и умные приборы, которые он знал насквозь и любил,но он верил, что сейчас иначе нельзя.

Все. Хватит, пожалуй. Брюс швырнул лом в экран лазерного локатора,смахнул пот со лба, медленно стянул оранжевые резиновые перчатки. Смотрел вокно, на синие вершины. Затрещали петли, дверь рухнула, разметывая баррикаду изстолов и кресел. Брюс сказал несколько слов в маленькую рацию, обернулся кнаправленным на него стволам. Пока к нему шли, он стоял и улыбался усталой игордой улыбкой человека, добросовестно и вовремя выполнившего трудную нужнуюработу.

12

Перестаньте, черти, клясться

на крови…

Б. Окуджава

Они бежали вдоль двойной шеренги истребителей, бросая в воздухозаборникиизготовленные из зондов магнитные мины, которые сразу же прилипали где-то там,в теплой темноте. Время от времени останавливались, оборачивались и стреляли попреследующим их безопасникам.

Леня, Ленечка Шамбор, любимец молодых поварих и ученых дамсредних лет, несмотря на всю осознаваемую им серьезность ситуации, веселился отдуши, сшибая пулями фуражки с голов преследователей. В голове у него шалымимартовскими зайцами плясали кадры из вестернов – такая уж это была натура.

Шалыган, он же бывший генерал-лейтенант аэрологии, он жебывший пилот из легенды – Ракитин, наоборот, относился к перестрелкечрезвычайно обстоятельно и серьезно. В руке у него был именной пистолет ссеребряной пластинкой на рукоятке, врученный некогда самим маршалом Н. Когдаарестовали Светлану и маршал не помог, Ракитин сгоряча хотел было выброситьпистолет в сортир, но решил подождать, и правильно сделал – буквально через тридня маршал Н. получил высшую меру социальной защиты как агент семиимпериалистических разведок и трех эмигрантских подрывных центров.

Перед глазами у бывшего Ракитина стояла та ночь,перевернутая квартира, равнодушные лица конвоиров, свое собственноеунизительное бессилие, бледная Светлана и откровенно раздевавший ее взглядомЛев Шварцман, карающий меч и сокол.

Сейчас у всех у них, тех, что бежали следом, были лица ЛевкиШварцмана. Плача от радости, Шалыган стрелял и хрипло рычал всякий раз, когдапопадал и перебегавшая вдали фигурка застывала на земле.

На горячей бетонке лежал капитан Окаемов, зажав обеимируками живот. В животе раскаленным угольком засела пуля из шалыгановапистолета. Пуля была неправильная, по высшей справедливости она должна былаугодить в кого-нибудь из тех, карающих мечей и соколов, что частью расстреляны,а частью доживают на хорошей пенсии – в любого из них, но не в Окаемова,которого отец зачал на радостях, вернувшись из тех краев, где в вечной мерзлотележат мамонты и люди, и мамонтов мало, а людей настолько много, что некоторые вних не верят (но там нет ни маршала Н., ни Светланы Ракитиной, а где они –дьявол весть).

Капитан Окаемов лежал и тихо плакал от боли и отрастерянности: он никак не мог понять, в голове не укладывалось – за что его?Почему именно его, почему вообще это происходит? Он беззвучно шевелил губами,никто в суматохе не обращал на него внимания, но ему-то казалось, что он кричитво всю глотку волевым командирским голосом: «Прекратить огонь!».

Выстрелы в самом деле смолкли, и капитан Окаемов, непонимая, что они смолкли для него одного, удовлетворенно улыбнулся, умирая.

В здравом рассудке Шалыган никогда не поступил бы так, но онуже не был собой, безумие, замешанное на долголетней боли, ненависти и страхе,поднялось из глубин сознания и залило череп, как заливает вода тонущий корабль.Генерал-лейтенант аэрологии Ракитин, лауреат и кавалер, талант, работяга иудачник, окончательно перестал существовать. Остался один Шалыган.

Пуля попала ему в грудь. Леня подхватил старика под мышки иволоком оттащил за истребитель. Нагнулся.

– Будьте мужественны, Ридли, – четко выговорил Шалыган.Божьей милостью мы зажжем сегодня в Англии такую свечу, которую, я верю, им непогасить никогда…

Среди достоинств Лени никогда не числилось знаниеисторических афоризмов, и он попросту решил, что старик бредит перед смертью.Убедившись, что это конец, он опустил Шалыгана на бетонку, отсалютовал наспех ипобежал дальше.

Когда пуля полоснула по шее, он в первый момент подумал: этонеправильно, так не играют. Крови было так много, что она казалась ненастоящейкиношной краской. Потом пришла боль, но он держался, бежал, зажимая рукой спистолетом шею, бросая другой мины. Осталось три, две, одна… Все. Он отшвырнулпистолет, достал плоскую коробочку и положил палец на кнопку.

Лязгнул металл о металл. Из-за ближайшего самолета навстречуему выскочил бледный от испуга и азарта юный сержантик. Грохота очереди Леня неуслышал – бетонка стремительно неслась в лицо. Цепенеющий палец придавилкнопку, и шеренги истребителей вспучились алыми снопами пламени.

…Панарин услышал грохот взрыва и заторопился. Пальцыпроворно находили нужные контакты, соединяли проводки, подключали новые.Взрывное устройство в компьютере Отдела Активной Обороны он уже почтисмонтировал, оставались пустяки. За дверью гремели выстрелы – Коля Кры-мовполивал коридор из отобранного у охранника автомата, удерживая столпившихся зауглом безопасников.

Автомат вдруг захлебнулся, и затопотали бегущие. Панаринзнал, что им еще придется повозиться с дверью, но на всякий случай досталпистолет из кобуры, продолжая другой рукой соединять клеммы.