Призванное чудовище дало некромантам из Аненербе больше, чем они просили. Выедая феникса ядерного синтеза из всех звезд, оно начало тянуть энергию непосредственно из пространства-времени, чем изменило постоянную Планка, питаясь ложным вакуумом самого пространства. Свет растянулся и покраснел; гравитационная постоянная стала переменной, упала, как барометр перед бурей. Процессы термоядерного синтеза в сердце солнца угасли, нейтроны и протоны упрямо оставались моногамными. Первым прекратился поток солнечных нейтрино, хотя самому солнцу оставались еще века до того, как проявились бы первые признаки охлаждения и возобновился бы сдерживаемый радиацией гравитационный коллапс в ядро белого карлика. Тем временем вселенная снова начала расширяться, постарев за считанные годы на целые эоны.

Но вернемся к здесь-и-сейчас. Вот я, вот труп. И вот оружие. И по трупу видно, что его убили оккультным устройством, которое я держу в руках. Вот дерьмо. Я пытаюсь подкрутить рацию, но ничего громче шипения и помех не слышу. Черт, что говорить Алану? «Слушай, я понимаю, что все выглядит так, будто я убил твоего человека, но нужно прекратить выполнение твоей боевой задачи»?

Я смотрю в небо. Ночь, но, возможно, я бы нашел солнце, если бы знал, где искать. Темное, сжавшееся, дальше от Земли, чем в моем родном мире, потому что, когда эта тварь высосала энергию из пространства-времени, самого пространства стало больше, больше пустоты. И я теряю энергию. Найти Алана. Предотвратить взрыв. Быстро вывести всех отсюда. У этой твари ушло много энергии на то, чтобы открыть врата в свой родной мир и пробраться на эту разбитую Землю; энергии, которой больше нет в этом сморщенном трупе вселенной, энергии, которая ей нужна, чтобы перебраться на новые, тучные пастбища. До недавнего времени она могла только прислушиваться и ждать приглашения (на сцене появляется террористическая ячейка из Санта-Круза) – и ответить на зов. Что она сделает, если мы дадим ей больше энергии? Откроет врата в свой родной мир? Или расширит портал на нашу Землю? Это худший из возможных сценариев, о котором я даже думать не хочу – мне он будет в ночных кошмарах сниться еще много лет, если у меня еще будут эти много лет, чтобы видеть кошмары.

Протащив свою огромную, холодную сущность в эту вселенную, демон разлегся в развалинах победоносного Рейха и принялся ждать – терпеливо, ведь он прождал уже бесконечно много вечностей; ждать, пока какой-нибудь горячий, быстрый разум откроет врата в новую вселенную. Теперь он сосредоточен в одном месте, сможет двигаться быстрее – не потребуются миллионы человеческих жертв, чтобы привлечь его внимание. Стоит лишь пригласить его – например, глупой хитростью террористической ячейки, – и он сможет завладеть телом, а потом воспользоваться тем, что узнал о природе человека от Аненербе СС, и умело направить действия окружающих. Одержимый, его агент по другую сторону первых врат, должен организовать открытый канал, а потом найти источник энергии, чтобы распахнуть его настежь, чтобы пролез весь пожиратель. Открыть врата по мерке человеческого тела так, чтобы агенты оказались с обеих сторон, дорого, на это уйдет практически вся оставшаяся у него энергия – жизни последних офицеров Аненербе в этом мире, сохраненных именно на такой, крайний, случай. Но открыть врата так, чтобы прошел ледяной великан, гигант, способный вырезать портреты на поверхности луны и высасывать вселенную досуха, – тут потребуется куда больше энергии, которую можно получить либо масштабным некромантическим обрядом, либо из одного чрезвычайно мощного локального источника.

Я осматриваюсь. Я стою у подножия холма; на другом его склоне стена, пара жалких трупов и половина взвода спецназовцев. Позади меня – окаменевший лес и сумрачный замок, населенный кошмарами. (И кстати, водородная бомба, которая взорвется примерно через семьдесят минут.) Где же все? Растянулись между замком и вратами, вот где.

Нужно сказать Алану, чтобы он не взрывал бомбу. Я подбираю сумку с отрубленными руками и ковыляю вниз по склону в сторону окостеневших деревьев, сжимая в одной руке глаз василиска. Ноги у меня напряглись так, будто я иду по стеклу и боюсь, что подо мной нет ничего, кроме черного льда. Ветви тянутся ко мне из сумрака, так что я отдергиваю голову внутри шлема; они ломаются, постукивают по забралу – хрупкие веточки, из которых ушло все тепло. Если здесь больше одного телокрада…

Я поскальзываюсь и тяжело падаю на бедро. Что-то хрустит под ногами, будто ломаются сучья. Я поднимаюсь, потираю ногу и морщусь, тяжело дыша. Внизу я вижу замороженную бурую кочку: то ли мелкого кролика, то ли крупную крысу – какое-то животное, которое погибло много лет назад. Погибло. Я нагибаюсь и подбираю сумку с отрубленными для опознания руками. Наверное, сейчас самое время подумать о предосторожностях? На случай, если тут бродят и другие демоны в краденых телах?

Пожалуй, да. Я смотрю в сторону замка, воскрешая в памяти полузабытую лекцию об оккультных технологиях маскировки.

Через пятнадцать минут – десять из которых я неуклюже тыкаю мультитулом в локтевую и лучевую кости, а потом вожусь с изолентой – я стою посреди огневого мешка перед воротами. Дело явно приняло крутой оборот. Как утопающий, я хватаюсь за свой талисман и пытаюсь понять, что делать теперь.

(Талисман слабо мерцает, диковинный голубой свет облизывает кончики пальцев. Чтобы их поджечь, я направил глаз василиска на ствол дерева, а потом прижал их к горячим угольям. Глубокие порезы на ладони краснеют отражением недавно пролитой крови. Я держу мрачный артефакт за открытое запястье и от всей души надеюсь, что он будет работать так, как обещали в рекламе. Понимаете, если приложить фазово-сопряженное зеркало к основанию Руки Славы, можно заставить ее расщеплять свет; но это современное извращение ее изначальной функции…)

Наверху одна за другой гаснут звезды. Луна превратилась в кроваво-красный диск; по земле поползли тени, улеглись меж холмов, которые я могу различить в своих очках ночного видения. Будто огонь горит на шпиле последней крепости Аненербе СС. Что происходит? Я снова пытаюсь включить рацию:

– Говард всем: всем, кто меня слышит, прием.

Шипение и помехи режут мне ухо так, что ответа не разобрать. Я ковыляю по обледеневшей земле к шлюзу, и в этот миг нечто, бывшее прежде человеком, выскакивает из-за угла здания и бежит к воротам. Меня оно не видит, но его замечает кто-то внутри: на холодной земле позади него вспыхивают искры, и я вижу короткие вспышки в окне третьего этажа. Оно было кем-то из наших, но человек не смог бы бегать по двору без шлема и ранца на холоде, способном превратить кислород в жидкость.

Одержимый солдат вскидывает к плечу что-то увесистое и россыпью поливает землю гильзами. Может быть, пара пуль и попали куда-то в район верхнего окна, но это все равно не помешало стрелку внутри скосить тварь следующей очередью: она делает еще несколько шагов по льду, а потом падает и замирает. «Вот черт», – бормочу я и трусцой бегу к гаражу и гостеприимному шлюзу.

В меня никто не стреляет; талисман делает свое дело, затуманивая чувства всем, кто мог бы меня заметить. Я резко торможу у двери, охваченный холодным подозрением, и тщательно осматриваю порог. Так и есть: черная коробочка примотана к стене, а из нее на уровне колена тянется через проем тонкая проволока. Какой-то шутник написал на корпусе: «ЭТОЙ СТОРОНОЙ К ПОЛУЧАТЕЛЮ СТРАХОВОЙ ВЫПЛАТЫ». Я очень осторожно перешагиваю растяжку, а потом снова пробую достучаться до кого-нибудь по рации: