англичанин расправил плечи и зарычал – это нельзя было описать никаким другим словом, – зарычал, точно медведь. Это был вопль чистейшей ярости, заставивший всех вокруг остановиться и попятиться.

– Уходи, Комако! Беги! – кричал он.

Но бежать было некуда. Из толпы вышла старуха, древняя женщина в потрепанной юкате[14] и мокром халате, и указала пальцем на Тэси. Толпа затихла.

– Это она, – прошептала старуха. – Дитя-демон…

По толпе прокатился ропот. Кто-то что-то крикнул; этот голос поддержал еще один. Рядом с Тэси упал кирпич, в грудь Комако полетел камень. Люди в толпе набирались храбрости, гнев снова нарастал.

– Джейкоб! – закричала девочка. – Мы не можем…

Но тот уже стоял рядом с ней. Забросив Тэси на плечо, он ринулся сквозь дождь к двери темной лавки, выбил ее и затащил туда Комако. Потом встал в дверях – высокий, бородатый, он был воплощением ярости – и всмотрелся в приближающуюся толпу. Комако поспешила зайти внутрь. В лавке были лишь две небольшие комнаты и только один выход. В нос девочке ударил ужасный запах – в задней комнате гнили трупы умерших от холеры.

– Мы в ловушке! – закричала она. – Мы не сможем выбраться!

Джейкоб только покачал головой:

– Нам нужно было лишь укрыться от дождя, Ко. Найти сухое место.

Он снял перчатки. Пыль. Он собирался воспользоваться пылью.

– Нет, – прошептала Комако. – Это невозможно…

Он посмотрел на нее совершенно черными глазами. Казалось, он чего-то ждет, но она не знала, что еще сказать. Тэси прошла в заднюю комнату и встала на колени. Бледная фигурка среди лежащих во мраке мертвецов. В голове у Комако снова промелькнули слова, сказанные Джейкобом на крыше театра. Что бы ни происходило с ее сестрой, это точно была не болезнь.

Джейкоб обернулся, поднял руки. И тут же к его пальцам устремилась вся скопившаяся в лавке пыль, закручиваясь вокруг них. Из толпы выступил человек, размахивая факелом, пламя которого мерцало под дождем, но все же не гасло. Комако поняла, что он хочет сжечь лавку вместе с ними. Недолго думая, она сорвала свои льняные повязки и, ощутив ледяную боль в запястьях, собрала клубок пыли и дугой направила его к факелу. Огонь тут же погас, источая удушливый дым.

Толпа разом охнула. Комако посмотрела на Джейкоба и увидела, как вокруг него кружится пыль, как он шагает вперед под навес и, подняв глаза, смотрит прямо на разъяренную толпу. На лицах людей читался страх. Они стали свидетелями происков демонов, духов, злого колдовства. Теперь для них с Тэси здесь не было места. Они увидели ее.

Тут в соседней комнате вспыхнул свет, и девочка быстро оглянулась. Кто-то поджег соломенную крышу лавки. Несмотря на дождь, пламя уже продвигалось в их сторону.

– Джейкоб… – закричала она.

– Приведи сестру, – сказал он напряженным голосом.

Но она отошла не сразу, наблюдая, как он падает на одно колено и выставляет руки вперед, словно пробираясь сквозь толщу воды. Жилы на его шее напряглись, и огромный пыльный вихрь полетел навстречу толпе, словно рой саранчи, обрушившись на людей и ослепляя их. Они кричали, царапали себе глаза, спотыкались.

– Поторопись! – крикнул Джейкоб.

Тут Комако наконец вбежала в заднюю комнату, схватила сестру за запястье и потащила ее к выходу, а Джейкоб схватил за руку ее, и они втроем понеслись по мокрым темным переулкам прочь от грязных лавок и игорных притонов, от обезумевших людей и безмолвных трупов, к старому театру кабуки – единственному дому, который она знала.

Коултон уставился на чемодан, на который падал колеблющийся свет. Изнутри не переставали стучать.

Его сердце так же яростно заколотилось в груди. Снизу послышался голос хозяйки, зовущей Джейкоба:

– Марубу-сан? Марубу-сан!

Помедлив всего лишь мгновение, Коултон нашел в беспорядке револьвер и, сжав его в руке, опустился перед чемоданом на колени.

– Не знаю, понимаешь ли ты меня, – тихо прорычал он. – Но либо ты сейчас же утихомиришься, либо я всажу в этот чертов чемодан всю обойму. Интересно, невидимка может остановить пулю?

Стучать перестали. Теперь чемодан стоял неподвижно.

– Так-то, – пробормотал Коултон, отводя взгляд.

Выйдя в коридор, он склонился над перилами и как можно спокойнее сообщил, что всё в порядке, – он просто упал и сломал дверь, но это была лишь случайность, а теперь все хорошо и беспокоиться не о чем. Ущерб он, конечно, возместит.

С нижних ступеней, из полумрака, на него смотрело бледное лицо хозяйки. Она сжимала дрожащими руками метлу, словно оружие. Глаза ее были лишены всякого выражения. Коултон не знал, поняла ли она его, но та быстро пробормотала что-то по-японски, а затем повернулась и молча зашагала вниз.

Вернувшись в свой разгромленный номер, Коултон недоверчиво посмотрел на чемодан. Было слышно, как другр шевелится внутри. Но уже не бьется, стремясь выбраться.

Коултон попытался собраться с мыслями, не понимая, как такая простая вещь, как чемодан, может сдерживать другра. Разве они не должны уметь проходить сквозь стены? Разве они не настолько огромные и мощные, чтобы угодить в чемодан и полностью там поместиться? Черт, его неловкий удар не должен был даже хоть сколько-нибудь задеть эту тварь.

Он уставился на чемодан, не зная, что делать дальше. Медленно, не отрывая от него взгляда, он начал наводить в комнате порядок, поправлять мебель, подметать пыль и собирать обломки двери. Закончив, он упер руки в бока и огляделся. В комнате по-прежнему царил беспорядок.

Когда он больше не мог придумать, чем себя занять, то сел перед чемоданом, скрестив ноги, и стал просто смотреть на него. Он решил подождать Джейкоба. Через некоторое время Фрэнк встал, подошел к окну и, посмотрев на дождь, вернулся обратно, сложил руки и снова уставился на чемодан. Было уже поздно. Но вдруг он услышал свое имя.

– Мистер Коултон? – раздался приглушенный голос. – Вы еще здесь? Мистер Коултон!

Он вытащил из кармана пистолет, в висках снова застучала кровь. Прошло несколько минут. Этот голос не походил на голос монстра. Коултон поморщился. «Ну и простофиля ты, Фрэнк!» – подумал он.

– Прошу вас! – повторили из чемодана.

«Дурачина, идиот», – подумал Коултон.

А потом шагнул вперед, быстро отщелкнул запоры и откинул крышку чемодана.

Внутри был ребенок.

На дне чемодана, неудобно скрючившись, лежал ребенок. Чертова девчонка. Тощая, голая, грязная, с мокрым веснушчатым носом. С коротко подстриженными, как у мальчишки, всклокоченными рыжими волосами, кишащими вшами, словно их не мыли всю жизнь. Тощая шея и вытянутое худое лицо делали ее похожей на цыпленка. «Ощипанного цыпленка», – подумал Коултон.

Она удивленно подняла на него глаза и приоткрыла рот; между передними зубами зияла щель. Она как будто не могла поверить, что он ударил ее. На левой щеке уже расплылся синяк. Потом она неловко выпрямилась, села, нахмурилась и потерла ушибленную голову:

– О боже. Что это на тебя нашло?

Коултон нацелил револьвер прямо ей в сердце.

– Кто ты? – прошептал он. – Покажи свой истинный облик.

Девочка посмотрела на него как на сумасшедшего.

– Покажи! – требовательно воскликнул он.

– Ох! Да я не глухая! – закричала она в ответ. – Услышала.

Она осторожно ощупала свою челюсть:

– Ты чего набросился на меня? Ох…

Коултон нахмурился, не зная, как реагировать и перебирая в уме разные варианты. Ни один из них не казался ему осмысленным.

Он осторожно протянул руку назад, схватил ночную рубашку и бросил ее на пол перед собой.

– Оденься, ради всего святого!

Девчонка надела ее, и край потащился за ней по полу, а ее руки запутались в рукавах. Потом она протянула ладонь в знак приветствия.

– Меня зовут Рибс, – сказала она и, посмотрев ему в лицо, добавила: – Что? Никогда раньше не видел невидимок?

– Это что, шутка? – заморгал Коултон.

Девочка вдруг проказливо усмехнулась:

– Ох, как же сильно ты испугался!

– Не испугался.

– Едва штаны не обмочил, это точно. Ой, умора, не могу, аж больно от смеха. Видел бы ты свое лицо.

– Лучше бы на свое посмотрела, – пробормотал он, опуская револьвер, но оставляя курок взведенным. – Зачем ты за нами следила? И я никогда не слышал, чтобы у детей был талант невидимости.

– Святой младенец Иисус, – произнесла она с напускной серьезностью, широко раскрыв глаза. – Раз не слышал, значит, наверное, его и не бывает, правда?

– А ты, я погляжу, дерзкая.

– Спасибо, мистер Коултон, сэр.

– И что это за имя такое, Рибс?

– Маму спросите.

– А где она?

– Увы, немного не повезло мне, мистер Коултон, сэр. Весьма трагическая история.

Она присела в реверансе, и из-за огромной рубашки выглядело