Я её в своём выступлении спрашивал: “Скажите, а Соединённые Штаты, которые на первом месте по продаже оружия, Вы считаете нравственной стра­ной? А Израиль, который на втором месте по продаже оружия, для Вас нрав­ственная страна?” Она не могла мне сказать ничего, она только кричала: “Вы, Щепоткин, — “памятник”. Тогда существовало общество “Память”, которым некоторые “перестроечники” пугали как антисемитской организацией.

Я говорил: “Да, я — памятник, но не в том смысле, который у вас на уме. Я памятник сохранения страны, Советского Союза в новом обличии. А вы бу­дете памятником разрушения этого и всех бед, которые потом придут”.

Надо сказать, жизнь у неё дальше сложилась очень и очень печально. Многие такие крикуны, многие такие разрушители плохо кончили. Я описал одну из подобных, встретив её около мусорной свалки, где она рылась в де­мократических отходах. Это было, когда уже ельцинские времена наступили.

После первого Съезда народных депутатов СССР разрушительные про­цессы в стране пошли ещё быстрее. Собчак возглавил комиссию о так назы­ваемых тбилисских событиях, где якобы армия применила сапёрные лопатки. Погибло много мирных жителей в Тбилиси. Впоследствии документально бы­ло доказано, что всё это было не так. Националисты закрыли выходы с пло­щади, обрушились на солдат, которые толпу пытались вытеснить. И в итоге никаких там не было ни отравлений, ни убийств. А вот солдат много постра­дало. Но были требования наказать министра обороны. Горбачёв, как всегда, уполз, улизнул и перевалил вину на других.

Межнациональные конфликты всё сильнее раскачивали и разрывали страну. На них накладывались экономические трудности и рукотворные про­блемы. Недовольство населения усиливали разного рода кризисы. Советский Союз корёжило и рвало. Трещины пошли по всему когда-то могучему телу. И ни сам Горбачёв, ни его команда непонятно, то ли не видели, то ли не зна­ли, что делать, чтобы удержать от разлома государство.

А надо было власть употребить!

Экономические трудности, зачастую создаваемые искусственно, всё сильнее раздражали и злили народ. Исчезло во всей стране курево — ни сига­рет, ни папирос. Люди бегали, собирали “бычки”. В чём дело? Ведь в Совет­ском Союзе огромная табачная промышленность. Оказалось, кто-то вовремя не заказал сигаретной бумаги, и Болгария не смогла поставлять сигареты из- за этого. Но самое главное, в нарушение установленного порядка, когда фа­брики останавливались строго по графику на профилактику и ремонт, чтобы не было общего перерыва, здесь в одно и то же время остановили все самые крупные табачные фабрики. И возник жуткий кризис. Ну, те, кто курят, зна­ют, что такое остаться без сигарет и папирос.

В магазинах появлялось всё больше абсолютно пустых полок. Стопро­центная вина в этом — Горбачёва. В недавно написанных мемуарах бывшего первого заместителя премьер-министра СССР Владимира Щербакова приво­дится такой факт. Когда продовольственные магазины Москвы пустели с каж­дым часом, на железнодорожных путях вокруг столицы и на забитых до гра­ниц Советского Союза линиях стояли свыше 5000 эшелонов с продуктами и промышленными товарами.

Их специально не пускали в Москву. Пикетчики не давали разгружать. Это была диверсия. Государственное преступление огромного масштаба. В. Щербаков намекает на причастность к этому движения “Демократическая Россия”. О происходящем знали КГБ, МВД, правительство, Горбачёв. Оста­новленные вагоны показывало телевидение. Об этом публично говорили на­родные депутаты РСФСР.

Диверсантов надо было немедленно арестовывать, немедленно судить по закону о чрезвычайном положении и если уж не расстреливать, то приговари­вать к значительным срокам тюремного заключения, с подробным рассказом об этом всей стране. Иными словами говоря, следовало власть употребить.

Тем не менее горбачёвщина всё только трепала языком и ничего не дела­ла. Осознанным вредительством, прямо скажем, по сговору, выглядела ситу­ация на базах. Там продукты припрятывали, они портились и потом их выво­зили на свалки, а то и просто в лес. Я об этом тоже написал в “Крике совы...”

А у Лаптева судьба стала поворачиваться по-другому. Горбачёв предложил ему пост председателя одной из палат Верховного Совета СССР — Совета Со­юза. Когда я узнал об этом, сказал своим депутатам, что допустить такого нельзя. Дело в том, что в газете уже преобладали силы, намерения которых можно было выразить словами “спалить всё дотла” — я имею в виду государ­ство. И те, кто могли сменить Лаптева, — Ефимов Николай Иванович или Игорь Голембиовский — это были два противника, два врага, два полюса, каждый из которых газету не удержал бы и не спас. Я начал говорить депутатам: “Ребя­та, надо сделать так, чтобы при голосовании забаллотировать Лаптева”.

И началась канитель. Он дал согласие Горбачёву, что готов пойти на должность. Ну, как же, большая должность в государстве. Но я ещё видел другой фактор: он был не оратор, а там надо было быть оратором, надо бы­ло быть волкодавом, когда вокруг волки, — хитрым, ловким, увёртливым. Так прошло два голосования. И ни на одном из них он не получил этого поста. Вы­двигались несколько кандидатов, но ни один из них не набрал необходимого количества голосов. Тогда ему сказали, что это всё Щепоткин устраивает. Он позвал меня и говорит: “Слава, зачем ты всё это делаешь? Ты меня ставишь в неловкое положение. Я Горбачёву дал добро, что пойду, займу пост пред­седателя Совета Союза, а теперь получается, что я твоими руками как бы от­казываюсь от этого поста”. Я ему говорю: “Иван Дмитриевич, зачем Вы туда идёте? Вы понимаете, что в нынешней обстановке газета гораздо сильнее и важнее для страны, для политики, чем эта палата?” Он говорит: “Я прошу тебя, перестань тормозить, отступись”. Я говорю: “Ну, смотрите, Вас теперь изберут, но газета погибнет, погибнет как боевая, как необходимое противо­действие этим разрушительным тенденциям в стране”.

Да, его избрали. А вместо него утвердили Горбачёв и Лукьянов Николая Ивановича Ефимова.

О нём я написал и в “Крике совы перед концом сезона”, с ним мы рабо­тали много лет в журнале “Российская Федерация сегодня”. Ия в глаза ему го­ворил, не скрывал своего мнения. Николай Иванович — человек деликатный, интеллигентный, выходец из народа, он работал за границей: в Англии корре­спондентом ТАСС и АПН, потом возглавлял газету “Московские новости”. На­до сказать, при нём газета была очень плохая. Когда её возглавил Егор Яков­лев, она стал одним из рупоров развала и разлома, но зато её рвали из рук.

Николай Иванович не мог справиться с этими волкодавами, которые на­брали силу в редакции. Они действовали по принципу “чем хуже, тем лучше”. Причём всё шло к тому, что вот-вот начнёт разваливаться Союз. Стали заяв­лять о выходе из