Утреннее солнце светило в спину. Кафа подъехала на велосипеде. Фредрик ждал ее в галерее за пропускными пунктами, время от времени посматривая на диваны, медленно заполнявшиеся людьми. Кафа все еще носила на глазу черную повязку. Вид у нее был не особенно выспавшийся. Она поприветствовала его, помахав серой папкой.

— Ты что такой задумчивый, Фредрик?

Он покачал головой.

— Да все эта операция с оперой.

Продолжать свою мысль Фредрик не стал. Нелояльность не ценилась в этих коридорах. Он — ее начальник и, если начнет делиться своими мрачными мыслями, только поставит ее в неудобное положение. Фредрик фыркнул и передернул плечами, как делал всегда, когда заканчивал свои дела в туалете.

— Понимаю, — сказала Кафа, улыбнувшись.

Прежде чем лифт начал движение, Кафа открыла свою папку.

— Этой ночью мы закончили анализировать данные операторов сотовой связи членов общины, — начала она. — Всего у нескольких из них были телефоны: у Аннетте Ветре и еще у пары человек. Телефонами пользовались редко. Ни по одному из них не звонили в ночь убийства, — продолжила Кафа, расстегивая светлую летнюю куртку.

Кафа совсем перестала носить тот черный костюм и ту юбку до колен, которые были на ней в первые дни в Грёнланне. Обтягивающие джинсы шли ей куда больше. Фредрику нравилось наблюдать изгибы ее тела.

— А пасторы?

Она вытащила из папки документ.

— У каждого из пасторов был свой телефон. Они значительно усложнили работу следователей, купив кучу сим-карт разом и зарегистрировав их все на имя общины, но покинувшие общину члены указали, какие из номеров были номерами пасторов.

— И какие?

— По информации мобильных операторов, пасторы звонили много и в основном друг другу. Мы, конечно, проверили всех тех, с кем они говорили, но не нашли ничего необычного. За исключением одного, — Кафа покосилась на Фредрика. — В ночь нападения на Сульру два телефона были выключены. Телефон Бьёрна Альфсена, который мы нашли в его спальне, и Бёрре Дранге. А вот Сёрен Плантенстедт пользовался своим. Несколько раз.

Кафа порылась в бумагах.

— Посмотри. Два разговора, в шесть утра, то есть после нападения. Первый разговор прошел через базовую станцию в Аскере. Второй, через пару минут, — через Лиер. Телефон выключили примерно при пересечении границы коммуны Холместранн, в Вестфолле. — Она сделала короткую паузу. — Значит, Сёрен Плантенстедт двигался на юг по трассе E18. Так как он один из двух выживших пасторов, есть основания полагать, что он перемещался вместе с пропавшими членами общины.

— А с кем он говорил?

— Оказывается, номер, на который он звонил, — это номер одной из других сим-карт, приобретенных на общину. Но этим номером раньше ни разу не пользовались.

— А мог у них быть номер для экстренных вызовов? Может, он говорил с другими членами общины, сидевшими в другой машине? — предположил Фредрик.

— Это можно предположить. Но все куда удивительнее.

Кафа показала на код.

— Эта последовательность цифр — характерная особенность базовой станции, покрывающей Сульру. Сёрен Плантенстедт звонил кому-то, кто находился в Сульру.

Фредрик непонимающе покачал головой.

— То есть… члены секты связывались с кем-то в Сульру спустя несколько часов после того, как на них напали?

Кафа торжествующе прикусила губу. Фредрик был впечатлен. Версия Кафы о том, что члены секты находятся в одном из мест по магистрали Вестфоллбане, получила подтверждение. Почему Сёрен Плантенстедт, покидая Осло, разговаривал по телефону с кем-то, кто все еще находился в Сульру? Был ли это Бёрре Дранге? Или члены общины?

Фредрик по-дружески хлопнул Кафу по спине, и они оба отметили про себя, каким неестественным вышел этот жест.

— Спасибо, — кашлянула Кафа.

Андреас стоял у рабочего места Фредрика и ждал его. Увидев идущих вместе Фредрика и Кафу, он сделал такое выражение лица, как будто только что выиграл пари, но, ничего не сказав, снял очки для чтения и стал тщательно их протирать.

— Всплыли новые интересные детали по мобильным, — сказал Фредрик, раздраженный многозначительным выражением лица коллеги. — Кафа только что меня проинформировала.

— Отлично, — скупо ответил Андреас, подняв очки на голову.

Фредрик уставился на него в ожидании.

— У тебя что-нибудь есть?

Он кивнул.

— Палец. Тот мизинец в конверте.

— Так-так.

— В лаборатории сказали, что он принадлежит мертвому мужчине.

Уже во второй раз за утро Фредрик не был уверен, что правильно понял.

— Что ты имеешь в виду, как это — мертвому мужчине?

— Работа с ДНК занимает много времени, так что личность пока не установлена. Но одно в лаборатории утверждают точно. Когда этот палец отрезали, его владелец был мертвее, чем палестинский мирный договор.

Краска на фасаде желтого дома в Рёа облезла, сад казался неухоженным, мусорный бак был переполнен. На первом и втором этажах жили люди, получавшие социальное пособие. Хозяин, Бёрре Дранге, занимал подвал. К двери его жилища вели несколько бетонных ступеней. Фредрик и Андреас переглянулись и постучали в квартиру. Спустя полминуты они услышали, как кто-то возится с замком. Дверь приоткрылась на несколько сантиметров, и в проем из-за замочной цепочки выглянул пожилой человек.

— Слушаю.

— Бёрре Дранге?

— А кто его спрашивает?

Следователи показали свои документы.

— Мы можем войти и поговорить с вами?

Бёрре Дранге пристально изучил их удостоверения и открыл дверь.

Время в подвале будто остановилось. В прихожей висела выцветшая бамбуковая занавеска. Старик помахал полицейским, приглашая за собой в коридор, выкрашенный темной морилкой. От его лысой макушки отражался свет потолочной лампы. На облицовочных панелях были развешаны тарелки с красочными изображениями шхун. На полу в гостиной лежал толстый коричнево-белый ковер. Старик показал на кожаный диван винно-красного цвета и предложил полицейским кофе. Те согласились.

Единственным источником дневного света были два вытянутых окна под потолком. Стоявшие на подоконниках бутылки разных размеров и цветов отбрасывали на пол длинные плавающие тени. На потолке висела латунная люстра, а на низком столике у стены, где большинство людей поставили бы телевизор, стояла большая модель танкера. Танкер был около метра в длину, верх его был желто-белым, а низ под ватерлинией — красным. У прохода на кухню стоял коричневый глобус. Его Северное полушарие поднималось, обнаруживая внутри шара пыльные бутылки с джином и яичным ликером.