– Кто арендовал дом? – спрашивает полицейский.

– Женщина по имени Джоанна Элмер. Я пыталась с ней связаться, но ее аккаунт на сайте аренды деактивирован.

Он кивает.

– Как по-вашему, есть у нее причины сюда возвращаться?

– Вроде нет, – отвечаю я. – По крайней мере, в голову ничего логичного не приходит.

– А Флинн? – раздается за спиной голос Фионы. – Он ведь до сих пор не отдал ключ?

– Кто такой Флинн? – оживляется капитан Стивен Карт.

– Мой муж… Хорошо, бывший муж, – неохотно говорю я. – Мы разъехались. Я и забыла. У него и правда есть ключ.

Он заинтересованно приподнимает бровь.

– Вы в дружеских отношениях?

Буквально затылком чувствую, как сестра буравит меня взглядом.

– Ну… не совсем. Но он не стал бы врываться в дом.

– А две недели назад? Он ведь воспользовался ключом в твое отсутствие? – осведомляется Фиона.

Я бросаю на нее короткий выразительный взгляд.

– У него тогда только-только умерла мать, – объясняю я полицейским. – Обстоятельства такие сложились, незаурядные. Он зашел в дом за несколько минут до моего возвращения.

– Надо бы расспросить и его, чтобы уже довести дело до конца.

– Нет, я не хочу ему звонить. Флинн не пробрался бы в дом тайком. Я ни капли не сомневаюсь. – Зря я наврала про стол. Скорей бы полиция убралась отсюда. –   Спасибо, что пришли. Теперь мне хотелось бы немного отдохнуть.

Меня не покидает ощущение, что Фиона за мной наблюдает.

Переглянувшись с коллегой, капитан Стивен Карт наконец говорит:

– Мы выбили замок на входной двери. Лучше, если с вами кто-нибудь останется до утра, пока вы не пригласите мастера поставить новый.

– Иди домой, необязательно со мной сидеть, – предлагаю я Фионе, растирая себя руками.

Никак не могу согреться, хотя и толстый свитер надела, и отопление включила.

– Разумеется, я останусь.

Сестра приносит бутылку джина и два стакана. Движения ее быстрые, резкие. Стремительно перемещаясь по кухне туда-сюда, она с бульканьем разливает нам джин, достает из морозилки кубики льда, отрезает два бледно- зеленых кружка огурца и бросает их в напитки. Шипит тоник.

Фиона двигает один стакан в мою сторону. Меньше всего мне хочется джина, однако я вежливо делаю глоток; горький напиток дерет горло.

Прислонившись к кухонному шкафчику, сестра изучающе на меня смотрит, затем вылавливает из джина огурец и начинает медленно его жевать. Стальной взгляд действует мне на нервы.

– Эль, у меня только один вопрос. Зачем ты солгала полицейским? Не понимаю.

– Что?

– Кофейный столик разбил не взломщик. – Она глядит прямо и бесстрастно. – Когда муж возвращается домой в свитере, усеянном стеклянной крошкой, волей-неволей спросишь, откуда это взялось.

Вот оно, журналистское чутье Фионы на сенсации!

Она берет с разделочной доски нож и проворачивает ручку между пальцами.

– Это мы с Биллом тебе подарили. На свадьбу. Билл так долго их искал, выбирал лучшие из лучших. Самые крепкие лезвия. Керамические, чтобы не вступали в реакцию с продуктами.

Словно трещины по льду, по комнате расползается холодное молчание.

Фиона делает шаг в мою сторону. Я напрягаюсь, но она проходит к мойке, споласкивает нож под краном, осторожно вытирает его полотенцем, возвращает на настенный держатель и, сложив руки на груди, прислоняется к столешнице.

– Так почему ты солгала полицейским?

– Чтобы они поверили в проникновение взломщика.

– А он был? – насмешливо осведомляется сестра.

– Ты мне не веришь?!

– А должна? По телефону ты сказала, что тебя заперли в кабинете, – однако дверь была открыта. Затем ты подвела полицию к мысли, что кофейный столик разбил взломщик, хотя на самом деле разбила ты – толкнула на него моего мужа.

Я сглатываю комок в горле. Перед глазами брызги стекла и бледное, ошеломленное лицо Билла.

– С Биллом все в порядке?

Фиона изучающе меня рассматривает.

– Ты решила, будто он к тебе клеится, – усмехается она.

– Я…

– Представь себе, Эль, не все мужчины от тебя без ума.

Язвительность сестры меня коробит.

– Это была ошибка, – резко отвечаю я. – Инстинктивная реакция.

– Излишне бурная реакция. – Повисает пауза. – Понимаешь, это лишь твое воображение. И запертый на ключ кабинет, и недоверие к Биллу, и зацикленность на разбитом пресс-папье, и украденные броши…

Она смотрит на меня долгим взглядом. Что ей привиделось – загадка, однако суровое выражение вдруг сходит с ее лица – его сменяет нечто худшее: жалость.

Сестра подходит и, участливо сжимая мои ладони, принимается уверять, что дела наладятся, мне полегчает, но в голове пульсируют только слова: «Все это – твое воображение». Они колышутся, выплескиваются, вымывают потоком из памяти наносы ила, так что в луже прошлого четким, почти осязаемым фактом остается само воспоминание.

2004 год

Эль открыла дверь общежития, сдвинув в сторону горку корреспонденции. Несколько часов она бродила по окрестностям городка, добравшись даже до бетонных площадок у доков, – под дождем, без пальто, без зонта. Намокшие волосы висели сосульками, в кроссовках хлюпала вода.

Протиснувшись в коридоре мимо велосипеда Луизы, Эль зашла в гостиную. В воздухе стоял тяжелый запах приготовленной еды, из кухни доносился шум закипающего чайника и оживленные голоса соседок. Она громко поздоровалась и поправила на обогревателе сохнущее после спортзала полотенце, чтобы освободить место для своих сырых носков. Пока Эль раздевалась, голос Луизы понизился почти до шепота. Любопытно! Значит, беседа не предназначена для чужих ушей?

– Его жена беременна, восьмой месяц. Представляешь, каково ей?

– Ужасно! Как думаешь, надолго его отстранили? – осведомилась Клэр, тихая девушка из Нортумберленда, которую Эль не раз утешала во время приступов отчаянной тоски по дому.

– Наверное, пока не закроют дело.

На кухне воцарилась тишина.

– Ты им рассказала? – спросила наконец Клэр. – А она что говорила?

Эль стояла не шевелясь и слушала. Хлопнули дверцы буфета, звякнули о стол одна за другой две кружки, заскрипел выдвижной ящик со столовыми приборами.

Наверное, Луиза кивнула, потому что снова заговорила Клэр, в ее голосе звенело сочувствие.

– Не расстраивайся! У тебя не было выбора.

– Знаю, знаю… С полицейскими не шутят.