– Но сейчас возникла другая версия, –продолжала я. – В свое время Федор Сергеевич внезапно ушел из НИИ. Вы не знаетепричину, по которой он совершил столь резкую перемену в своей жизни? Вероятно,случился конфликт, разгорелся скандал? Начальство очень не любит, когда вколлективе вспыхивает свара, офисные войны стараются подавить в зародыше, аподжигателя увольняют, заставляя написать заявление «по собственному желанию».При этом ему еще и отличную характеристику дают. Никому не хочется сор из избывыносить. Биография Федора Сергеевича безупречна. Кроме того странногоувольнения из вашего института, более ничего непонятного. Он пользуетсяуважением, как человек и ученый. Вторая жена его тоже была в высшей степениположительным человеком. Да, она в молодости влюбилась в своего научногоруководителя, родила от него мальчика. Можно считать Вету охотницей на чужогомужа, но Ирина, жена Федора, ко времени начала романа супруга и аспирантки непроявляла к нему никакого интереса. Брак был заключен по расчету, любовью там ине пахло. Федор пошел в загс с нелюбимой женщиной, а потом встретил Иветту.Ирина в свое время обманула жениха, сообщила, что беременна, и таким образомрешила проблему. Через некоторое время Федор узнал правду: ее дочь Таня не отнего. Но Ирина уже заболела, и муж, в очередной раз проявив удивительнуюпорядочность, не бросил лгунью, не ушел от нее, а ждал, пока Господь ееприберет. Вета тоже продемонстрировала редкостный характер, молчала о своихотношениях с Приваловым. Но Мишу-то убили! Вот у меня и родилась версия: вдругФедор покинул институт из-за какого-то крупного скандала? Ну, обиделзлопамятного человека, а тот решил отомстить ученому, выждал несколько лет инанес удар по самому дорогому – по любимому сыну профессора.

Олимпиада Андреевна молча отвернулась к окну.Потом как-то слишком спокойно сказала:

– Дело-то давнее… Во-первых, я ничего непомню, а во-вторых, и помнить нечего, так как на личные темы мы с Приваловым небеседовали. Извините, коли вас разочаровала. А почему вы обратились ко мне?

– В лаборатории, которой заведовал Привалов,работало десять человек, – грустно ответила я. – Трое сотрудников умерли, двоеуехали в Израиль, еще один живет в Америке, в Москве остались четверо: вы, самФедор Сергеевич, Анна Митрофанова и Кирилл Богатов. Сначала вы были тамначальницей, потом стали заместителем ректора, и лабораторию возглавилПривалов.

– Ступайте к Ане, – решительно посоветовалаОлимпиада Андреевна, – она все сплетни знала и наверняка…

– К сожалению, у Митрофановой был инсульт, –перебила я собеседницу, – с ней я не могу поговорить. А господина Богатова я ненашла, его телефон не отвечает. Остались лишь вы.

– Лишь я… – повторила собеседница, по-прежнемуглядя в окно. – Но от меня нет толку. Понимаете, я всегда держалась в сторонеот досужего трепа. В научной среде он крайне развит, люди садятся пить чай ичешут языками. А я приходила на кафедру работать, дома меня ждали муж, дети,элементарно не хватало времени на пустые разговоры, да и неинтересно мне чужиекости перемалывать.

– Ничегошеньки не знаете? – тоскливо повторилая.

– Нет, – решительно заявила ОлимпиадаАндреевна.

– Хоть что-нибудь! – умоляла я. – Ну, крупинкуинформации!

Пожилая дама поехала к двери.

– Рада бы помочь, но не в этом случае.

– За убийство Миши много лет отсидела невиннаядевушка, – тихо сказала я, – а настоящий преступник избежал наказания. Емуповезло, он на свободе и, вероятно, способен опять преступить закон. Неужеливам не жаль несчастную, которая отмотала срок на зоне? А если бы это была вашадочь?

Олимпиада Андреевна резко развернулась сословами:

– Моя дочь никогда не совершит преступление, яее правильно воспитала и могу ею гордиться!

– От сумы и от тюрьмы не зарекаются, –вспомнила я поговорку. – И не всем детям повезло иметь умную, интеллигентную,понимающую маму, кое-кто даже при отце-ученом рос, как лопух во дворе. Кстати,Таня ничего плохого не совершила, она просто была нелюбимым, нежданнымребенком.

Олимпиада Андреевна молчала. Я помедлиланесколько секунд, встала и сказала:

– Простите за беспокойство.

– Сядь! – внезапно скомандовала профессорша.

Я плюхнулась на диван.

– Я сплетнями не увлекалась, – с явнойнеохотой начала Олимпиада Андреевна, – ну а те, что ненароком слышала, никогдадальше не передавала. Но кое-что мне известно. Для начала – Иветта крутилароман не с Федором.

Я уставилась на нее.

– А с кем?

Ответ оказался неожиданным.

– С нашим ректором, с Геннадием Ильичом. Вотуж бабник был! Ни одной юбки не пропускал, пользовался служебным положением.Мне повезло – не попала под его любимый типаж. Геннадий любил грудастыхблондинок, этаких лошадей, чтобы и попа была, и ноги. А я тощая брюнетка, вотон меня и не замечал.

– Вы ничего не путаете? – с изумлениемвоскликнула я.

– Конечно нет, – решительно заявила ОлимпиадаАндреевна.

И полился рассказ…

Когда Вета пришла на работу в лабораторию, АняМитрофанова сказала:

– Принимаю ставки. Десять к одному, что Ильичее через неделю в свой кабинет затащит.

А Богатов ей в ответ:

– Нет, у нас в четверг общее собрание, он еетам к лапам приклеит.

Богатов оказался прав – похотливый ректор тутже заприметил юную красавицу и сделал ее своей фавориткой. Иветта быстро понялаисключительность своего положения, задрала нос и стала вести себя как королева.

– Ничего, – не выдержала один раз Аня, –больше полугода Генаша ни с кем не крутит. Отольются кошке мышкины слезки.

Как-то раз Олимпиада Андреевна наткнулась втуалете на Вету с сигаретой в руке.

– Здесь нельзя курить, – сделала она замечаниепрактикантке.

– А я курю, – нагло ответила юная нахалка.

– На первом этаже оборудовано спецпомещение, –напомнила Олимпиада Андреевна, – все туда ходят.

– Была охота по лестницам шморкать! – несдалась молодая лаборантка.

– Ты же будущий педагог, – укоризненнопокачала головой ученая дама, – должна быть примером для студентов. Следи засвоей речью, нельзя пользоваться уличным жаргоном. «Шморкать»… Такого слова врусском языке нет!

– Угу, – засмеялась Вета.