– Слушай, – устало сказала я, – понимаю, чтотебе смешно, но мне тут что, лежать до лета?

– А что, собственно, случится летом? – снеподдельным интересом осведомился Костин. – Полагаешь, твоя голова похудеет?Ладно, прости. Если говорить всерьез, то есть лишь две возможности: либоуродуем плитку, либо тебя, выбирай.

– Не знаю, – захныкала я. – Как подумаю оновом ремонте, вспомню прораба и плиточника, так готова уха лишиться, лишь быникогда в жизни строителей не видеть!

– Ох, бабы… – вздохнул Вовка. – Аллу знаешь?Секретаршу из отдела наркотиков?

– Встречались, – ответила я. – А она тут причем?

– Она решила похудеть, начала есть через деньпо одному яблоку и в обморок упала. Ребята врача позвали, а тот спокойненькозаявил: «Жрать надо, иначе умрете». Алка села и говорит: «Лучше лежать стройнойв гробу, чем жирной образиной двести лет на земле париться». Ты бы что выбрала,фигуру или жизнь?

– Фигуру, – автоматически сказала я.

– Ох, бабы… – повторил Костин. – Стой! Знаю,кто тебе поможет!

Я не успела рта раскрыть, как майор убежал.

Время словно замерло. Благодаря ровному теплу,исходящему от пола, мне было не холодно, но от неудобного положения заломилошею, по руке, по-прежнему сжимавшей фонарик, забегали мурашки, от отсутствиямягкого матраса заныли ребра, ноги и бок, захотелось пить и есть. Увы, яабсолютно не предназначена для жизни в экстремальных условиях, моими лучшимидрузьями являются удобная кровать, ванна с теплой водой и ароматной пеной,коробочка шоколадных конфет, чашка крепкого кофе…

Из коридора раздались тяжелые шаги, и голосВовки произнес:

– Вот, Аркаша, глянь – что можно сделать?

– Ну и ну… – вступил в разговор незнакомыйбаритон. – Зачем она туда полезла?

– Кольцо уронила, – лихо соврал майор. – Ты жеакушер, легко ее башку вытащишь.

Пахнущие одеколоном мягкие ладони осторожновзяли меня за шею, слегка повернули, надавили на затылок, потянули. Ушинестерпимо заболели.

– А-а-а! – завопила я. – А-а-а!

– Плод жизнеспособен, – констатировал тот,кого Вовка фамильярно называл Аркашей. – Ох, прости, по привычке сказанул.

– Говори что хочешь, только помоги, – успокоилего Костин.

– Не стану скрывать, положение сложное,необычное, – завел акушер, – я не имею подобного опыта и не могу гарантироватьуспешное завершение процесса.

– Как бы ты на работе поступил? – не унималсяВовка. – Ножки наружу, а голова сам знаешь где…

– Невозможно дать четкие рекомендации, каждыероды индивидуальны, – занудил Аркадий.

– А в данном конкретном случае? – нажимал нанего Вовка. – Включи фантазию.

– Я бы рекомендовал кесарево, – принял решениеАркадий. – Но не на этой стадии, а раньше. На этом, запущенном, этапе надосделать выбор: кого спасать, мать или дитя. Обычно с таким вопросом обращаютсяк отцу.

– Я хочу сохранить и Лампу, и ванну, –порадовал меня приятель.

– Да, это мы чаще всего слышим в ответ, –вздохнул Аркадий. – Но ведь мы не ведем речь об альтернативе, если естьвозможность благополучного исхода для роженицы и плода.

– Ну… наверное, лучше сохранить Лампу, – безособой радости выбрал майор.

– Тогда сделай разрез тут и здесь, –посоветовал Аркадий.

– Ни за что! – закричала я. – Испортитсяплитка! Вы идиоты!

– Господи… – залепетал акушер, – онаразговаривает…

– Надеюсь, Владимир не представил вам менянемой? – окончательно разъярилась я.

– Простите, не хотел вас оскорбить, –залебезил Аркадий. – У меня удивительные способности к сопереживанию и весьмаразвито умение вживаться в ситуацию. Володя попросил представить, что янахожусь на работе. Я мысленно очутился в родовой и вдруг слышу – плодразговаривает и активно ругается. Есть от чего впасть в изумление! В моейпрактике, правда, был случай, когда, увидев во рту у новорожденного четырезуба…

– Так что нам делать? – прервал доклад АркадияВовка. – Теперь оцени ситуацию не как врач.

– Может, намылить ей голову? – предложилакушер.

– Дельное предложение, – обрадовался Костин, –вон как раз шампунь стоит. Лампа, чего молчишь?

– Начинайте, – сквозь зубы процедила я.

Послышались тихий свист, шуршание, и позатылку потекла жидкость.

– Уно моменто, – напевал Костин, возя рукой помоей голове, – ща как следует обработаем. Готово. Аркаша, приступай.

Я зажмурилась и стала отчаянно чихать – майорне пожалел моющего средства, щедро наплескал его на меня, и теперь шампуньстекал по лбу на щеки и капал с кончика моего носа. На секунду мне показалось,что я засунула голову в кастрюлю со сдобным тестом, такой резкий запах ваниливитал в ванной.

Аркадий уцепил меня за шею и… уронил лбом обпол.

– Эй-эй, поосторожней! – закричала я изакашлялась, потому что часть пены незамедлительно забилась мне в ноздри и рот.

– Все равно не получается, – пропыхтел акушер.– Отказываюсь работать в таких условиях! Это хуже, чем принимать роды всамолете. Был у меня случай…

– Фу! Ну и гадость! – вдруг взвизгнул Костин.

– Нет, нет, – возразил Аркадий, – ничегоомерзительного! Наоборот – было очень интересно работать в лайнере.

– Смотри, – перебил акушера Вовка, – тараканыползут! Вон из-под ванны цепочкой лезут!

Я очень люблю животных. Собаки, кошки,хомячки, бурундуки, хорьки, черепашки, лягушки, мыши, крысы… – ко всем яотношусь мирно и спокойно беру на руки. Но вот насекомые! Комары, осы и пчелыне нравятся мне из-за острого жала, божью коровку я никогда не обижу, но итрогать ее не стану, больших «рогатых» жуков откровенно побаиваюсь. А тараканывызывают у меня ужас, не спрашивайте, по какой причине. Я почти падаю вобморок, увидев вполне мирного прусака, который не способен ни укусить, ниужалить. Меня прямо крючит, а потом я со свистом уношусь как можно дальше отусатого. Прихлопнуть таракана тапкой я не могу – от одной мысли об этомстановится жутко и гадко.

– Сколько же их! – гудел Костин.

И в ту же секунду что-то маленькое, противноепоползло по моей шее.