погибших, — мне нужно уходить. Скоро тут будут войска. Наверняка из Урупского уже движется группа, проверить, что здесь обстреляли.

— Мы позаботимся о телах, — поджал губы капитан, — и… — он помешкал, протянул мне руку, — спасибо, что спас, кого смог. Мне-то на себя уже пох. Но хотя бы эти ребята обязаны тебе жизнью.

Я внимательно посмотрел на его широкую солдатскую ладно. Потом пожал.

— А дуэль? — ухмыльнулся я.

— До первого увечья, — он кивнул, а потом вежливо разорвал наше рукопожатие.

Совершенно не мешкая, он быстро собрал в правой ладони морозную наледь. Кожа покрылась синей магической поверхностью. Редкие уже капельки дождя тут же замораживались, испуская облачка пара.

Лицо капитана искривилось лишь слегка, когда он обхватил морозной рукой мизинец и безымянный палец левой. Они почти тут же почернели и обморозились. Палицкий с хрустом отделил ледышки от руки, выбросил куда-то в кусты.

Унтера наблюдали за ним, выпучив удивленные глаза. Я же не повел и бровью.

— Я обязан тебе жизнью, — он вернул мало что раненную, но теперь и беспалую руку на перевязь, — и признаю поражение в дуэли.

Я кивнул, заглянул ему в глаза.

— Иди. Скоро и правда тут будут солдаты из гарнизона. Да и Зайцеву помощь нужна, — он кивнул на унтеров, которые отошли подальше.

— Крикни в это! — орал Зайцев.

— А-а-а-а-а!

— Ни хера не слышу! А в это?!

— А-а-а-а-а-а!

— Вот мля! А твои уши как уцелели?

Второй не ответил, только пожал плечами.

— Как, — я обратил взгляд к капитану, — если не секрет, умерла твоя жена?

— А тебе какое дело? — он нахмурился.

— Ты не похож на убийцу. Скорее, — я кивнул на обмороженные пальцы, — на отчаявшегося человека.

Капитан Палицкий быстро моргнул, удивленно уставился на меня. Потом нахмурился, раскрыл было рот, словно пытаясь сказать что-то, но закрыл. Сжал губы. Повремени еще немного, все же решился.

— У нас был брак по расчету, — грустно начал он, — в молодости, мой род, род Палицких и род Ларионовых таким образом заключили мир. Мой род был сильный. Из военных. Но, — вздохнул он, — военные имеют свойство рано умирать. Особенно если служат в чистильщиках.

Я не ответил, однако слушал внимательно.

— Кубанское Поле нас обескровило. Остались одни женщины. И все работали в ресторане “Белый Гусь” Большое такое заведение почти что в центральном районе. Его подарили нам с Мариной на свадьбу… — он осекся, некоторое время молчал, — подарили Ларионовы. А потом, когда Палицкие стали слабы, наш брак оказался не очень выгоден Ларионовым. А Гусь, по их словам, “попал в ненадежные руки”, — он хмыкнул, — не надежные, слышь, это он так о руках моей жены говорит. Ох... и полюбил же я Марину после свадьбы. Она единственная могла со мной сладить. Все то остальные знали, какой у меня скверный характер.

— Межродовые интриги, — нахмурился я.

— Угу. Ну и вот. Захотели они, эти Ларионовы, его себе назад. Этого Гуся. И вынудили Марину составить завещание. Только завещание моя хитрюга, — хохотнул он, — составила на государство. Короне, мол.

— А почему не тебе?

— А потому что я остался последним в роду. Детей у меня нет. А следующий в очереди наследник, согласно сословному праву, уже из кровных родичей жены. Ларионов, значит. Получи я Гуся, это была бы мне верная смерть. Я один. Меня бы пришили быстро. Маринка решила, что так меня спасает.

— А что ты хотел от нотариуса-то? — удивился я.

— Был в завещании какой-то тайный пункт, — опустил глаза капитан, — Марина хотела мне что-то сказать, что-то важное, но не успела. Когда первый раз на нас напали вечером в парке, мы остались живы, но жена была серьезно ранена. Получила инвалидность. Но убийц я прикончил всех. Всех, — он сжал кулак здоровой руки, — переморозил, паскуд этаких. Знаю ж кто послал. Но доказательств нету. — Ларионовы?— Ага! А кто ж еще? Этим падлам Гусь покоя не дает. У них проблемы с деньгами, а Густь прибыльный. Вот и не побрезговали собственной кровью. Мариной, то есть. Тогда она и решила написать завещание. Но что-то Маришка скрывала. Говорила, что таким образом хочет защитить меня. Ну я психовал из-за этого, — он грустно выдохнул, — отношения у нас ухудшились из-за всех этих ее секретов. Как это так? Я — он ударил в грудь кулаком, — сам кого угодно защищу. А тут выясняется, что нужно защищать меня. Эх… Когда Марину нашли мертвой в постели... я был на дежурстве. Когда вернулся домой, — погрустнел капитан, — выл как пес двое суток. Горевал по жене... Короче, подозревают сейчас меня.

— Самоубийство? — искривил я бровь.

— Следак говорит нет, — он сделал рукой жест, как отрезал, — да и не верю я, чтобы Маришка руки на себя наложила. А так как живем мы вместе, вдвоем, да прислуга еще, то стали проверять всех. Теперь вот подозревают меня.

— Понятно, — задумался я, — благодарю, что доверил мне свою историю, капитан.

— Ты спас меня, — пожал он плечами, — чего уж там.

— Ладно, — я кивнул, — бывайте. Берегите себя.

Я направился к Ограждению. Капитан Палицкий и унтера остались на Поле, чтобы дождаться группу из гарнизона и заняться мертвыми. Когда я вошел в бронированную приоткрытую дверь, то подумал, что мог бы заглянуть к нотариусу, если будет время. Палецкий все же показался мне неплохим человеком. Правда, упрямым и с дурным характером. Ну что ж. Все мы не без греха.

Спустя два дня я, Катя, Нина и Элла Александровна переместились в мое, до конца отремонтированное поместье у реки Кубань.

— Я буду сидеть тут одна! Никуда не поеду, здесь останусь! — упиралась Элла Александровна, когда я решил покинуть их дом и забрать с собой Нину. На удивление уговорить ее смогла Катя. Девчушка шепнула ей что-то на ухо, и Элла Александровна смягчилась.

Когда мы уже совсем разместились, и Нина по привычке стала осваивать новую просторную кухню (хотя я и сказал ей, что Марк будет теперь нам готовить), позвонила Саша. В это время я как раз находился на просторном цокольном этаже, где прошлым хозяином был оборудован подземный гараж. Я рассматривал, как лучше установить тут ифриторский станок.

— Нету,