– Так и быть, отстаю. Жду тебя на кухне через полчаса. Завтрак готовлю я.

Она в шоке смотрела ему в рельефную спину, а он, довольный собой, сонно потянулся и ленивым шагом направился в ванную.

Надо же, какой он злопамятный и ранимый с утра.

Неудовлетворенная, Джун побрела в свою комнату, чтобы переодеться. Внутри происходила смена власти: отреклась от престола королева самобичевания, на ее место пришла толпа остервенелых энтонистов. Они размахивали букетами из мяты и бергамота и требовали от нового короля любви, признаний и обещаний.

Увы, король не торопился. Энтони Уильям Андерсон был профи в плане нагнетания. Вроде бы еще ничего дурного не случилось, а уже хочется ввести чрезвычайное положение… Жуткое чувство – полное погружение в мир другого человека, без страховки и кислородного баллона. Да еще отреченная королева самобичевания, уходя, злорадно шепчет:

Осторожно, Джун, не строй воздушный замок. Кому, как ни тебе, знать, что падать будет очень больно.

К счастью, назойливый голос утонул в шуме толпы.

Энтонисты победили.

– Итак…

Она внимательно просмотрела список вранья. Казалось, там накопилась тонна шлака, но главная недосказанность сводилась только к Фрейе и идиоту Оливеру, который преследовал в университете. О нем Джун опасалась заводить речь, зная, каким вспыльчивым может быть Тони, но хоть в чем-нибудь да нужно было признаваться.

Собрав волю в кулак, она выпалила:

– Я подозреваю, что ты женишься на богатой наследнице, вроде Фрейи Синклер, а меня вышвырнешь из Иден-Парка.

Джун тут же отхлебнула зеленого чая и начала щипать булочку хрустящего горячего хлеба, приняв вид беззаботной ламы.

Тони даже жевать перестал, отложил вилку с ножом и переспросил:

– Ты до сих пор боишься, что я выставлю тебя из дома? По-моему, мы давно разобрались, что я скорее сам уйду.

– То есть, намерение жениться на подходящей наследнице ты не отрицаешь?

– Я этого не говорил.

– Ты издеваешься, что ли?!

– Да. По-моему, очевидно, что я издеваюсь. – Он нагло ухмыльнулся. – Просто я не пойму, почему тебя заботит моя будущая жена.

Джун приосанилась.

– Переживаю за Генри, вдруг она его выгонит.

– А за меня не переживаешь? Вдруг она меня будет обижать? Подушкой избивать по утрам, например.

Жар прихлынул к щекам и, как оползень, спустился на шею, которую тут же начало покалывать.

Расслабься, Джун, он пошутил, вот и все. У него с чувством юмора всегда проблемы были.

Она подперла щеки ладонями, пряча следы смущения, и уткнулась в экран смартфона, который давно погас.

– Так… что там еще. В общем-то, больше ничего, – пробормотала она обескураженно и, чтобы сменить тему, спросила: – Тебе Уитни не звонила, кстати?

– Нет.

– Она жаловалась, что Люк не дает ей прохода. Из-за того, что он твой друг, она не хочет быть грубой, а намеков он не понимает. Уитни сначала загорелась, ты же знаешь, как она любит знакомиться с новыми людьми. Но Люку мало общения, он хочет большего.

– Я с ним поговорю, не вопрос. – Тони покачал головой. – Да уж. В этом сезоне будущему хирургу не везет. Может, его с Олсен познакомить?

– Олсен… Паркер? – встрепенулась Джун.

– Да. Она создала свой канал по теме отношений. Вдруг и Люку что-то путное подскажет, а то он вечно в пролете с девушками.

– Олсен его живьем съест! От его самооценки мокрого места не останется.

Джун не могла вспомнить, когда видела старшую Паркер в последний раз. Пожалуй, в тот далекий майский вечер, когда поцеловалась с Крисом.

– А как поживают Паркеры, кстати? – спросила она, испытывая неловкость. Трудно было заговорить о них.

– Нормально. – Тони лениво подтянул рукава темно-синего свитера к локтям, что выдавало сомнения.

– Какие-то проблемы?

– Не знаю. Они вернутся в Эдинбург через две недели, тогда и узнаю.

– О чем? Что случилось? – испугалась Джун.

– Ничего, все в порядке. Просто… Нэнси всегда была главным инвестором Фрэнка, но большой вопрос, захочет ли она оставаться со мной.

В Джун проснулись угрызения совести.

– Мне так жаль, что я вас рассорила.

– Ну что ты, Бэмби, ты не виновата. Кто же знал, что Нэнси настолько принципиальная.

Джун приоткрыла свалку старых воспоминаний и вытащила на свет тот подслушанный разговор в вечер Летнего бала.

– Фрэнк соврал ей, что я внебрачная дочка Тристана Эвери. Папа упоминал о своем брате, Тристане, с которым в детстве дрался, видимо, именно его Фрэнк и приплел.

Тони кивнул.

– Да-да. А воображаемая мать – Глория Макгрегор.

– Да!!! Ты знаешь?!?

– Конечно. Фрэнк притянул за уши эту легенду специально для Нэнси. Дело в том, что Глория Макгрегор была моей теткой, старшей сестрой Иден. Заядлая холостячка, бунтарский дух. Она и Тристан были любовниками с юных лет, но семьей так и не стали: Глории не нравилась семейная жизнь. Года за три до гибели они жутко поссорились, и Тристан на зло ей женился на 18-летней девушке, Розе Брин, которая родила ему дочь. Но почти сразу он восстановил связь с Глорией. Однажды они вдвоем летели на частном самолете через Атлантику и рухнули в океан. Неисправность системы.

– Какой ужас. Печальная история.

– Можно даже сказать, мистическая… учитывая, что они погибли в один день с твоим отцом.

– Нет! – Джун холодным потом обдало. – Не может быть. Фрэнк ни разу не упомянул об этом.

– Не хотел тебя расстраивать.

Онемевшая, Джун пристально разглядывала узор на фарфоровой чашке, размышляя о превратностях судьбы. Два брата погибли в один день. Отчаянный мотогонщик, погрязший в долгах, и солидный аристократ, летающий на личных самолетах. Такая разная жизнь у них была, а закончилась одинаково плохо.

– А куда они летели? Глория и Тристан.

– В Штаты.

Она вскинула удивленный взгляд на Тони.

– Все же это подозрительное совпадение. Отец собирался уйти из семьи, и в тот же день его брат летел в Штаты. Может, они общались?

– Может быть.

С минуту они молчали, и вдруг Тони выдал:

– Черт, а представь. Будь ты и правда дочкой Тристана и Глории, то приходилась бы мне двоюродной сестрой.

Джун обомлела, давление подскочило. Она машинально заложила волосы за уши, испытывая непередаваемое облегчение от того, что родилась в Калифорнии у Анджелы и Ллойда. Все-таки есть в жизни справедливость. Неимоверно захотелось обнять Тони, чтобы избавиться от жутких мыслей, и он, словно почувствовав это, сказал: