Вот и сейчас, когда приедет её брат Александр, они вдвоем отобедают, а потом пойдут к кровати императрицы, чтобы подержать её за руку и сказать тёплые слова.

Сын Александр, наследник и его надежда, сторонится и все больше осуждает, не столько за дела государственные, сколько за присутствие во дворце Екатерины Михайловны.

Интересно, по какой причине принц запаздывает…

* * *

Человек в сером пальто, завидев «свояка», не спеша описал по площади дугу, будто передумав идти ко дворцу. Встреча их была не похожа на встречу родственников – руки не подали, по плечу друг друга не хлопали, только обменялись едва заметными кивками, продолжая идти рядом.

– Минуты две…

– Запал электрический?

– Не… Как я тебе батарею протащу, да и замедлитель могли заметить. Его установить – целая история. Шнур поджег. Да и запалы еще пригодятся…

– А если кто из твоих плотников потушит?

– Не думай лишнего. Все сидят в трактире, я им стол накрыл по поводу дня рождения. Ждут меня. А дверь в подвал заперта. Надежно.

* * *

– Фарафонтов, что под Желтой столовой? – Лузгин бежал по коридору, постоянно оглядываясь на отстающего старика.

– Караульное помещение, – запыхавшийся камер-фурьер ощутил острую боль справа под ребром и вынужден был сбавить шаг, что бы потом, увидев, как Лузгин обернулся, опять пуститься в бег трусцой.

– Быстрее, быстрее, Матвей Маркович… Что в подвале, под караульной?

– Плотницкая.

– Вы там были с ревизором?

– Были, – напрягая последние силы, Фарафонтов старался не отставать, каждое слово ему давалось с трудом. – Вот, за углом караульная, дальше лестница, два поворота вправо и потом вниз.

– Фарафонтов! Беги в плотницкую, да перешерсти там все. Увидишь провод – руби. Увидишь запальный шнур – руби. Я караулкой займусь, она ближе всего к столовой! – Лузгин, не дожидаясь ответа, свернул в сторону гауптвахты.

Часовой преградил путь адъютанту:

– Стой.

– Третье отделение. Мне нужно осмотреть помещение. Срочно.

– Не положено, – караульный в мундире лейб-гвардии Финляндского полка стоял на своем, глядя мимо капитана в противоположную стену.

– Если ты сейчас меня не пустишь…

– Только с разрешения старшего караула. Иначе заколю, – голос служивого в точности гарантировал, что он исполнит свою угрозу.

– Хорошо, чертяка… Там ваших много? – Лузгин для себя попытался в деталях прояснить ситуацию.

– Шестьдесят шесть штыков.

* * *

– Расходимся… – Дворник не стал жать руку плотнику Батышкову. Им как можно быстрее нужно было оказаться подальше друг от друга и от стены дворца.

Городовой в тулупе, дойдя до Александровской колонны, глазами зацепился за знакомую фигуру мужчину в пальто и шарфом до носа, который целеустремленно шел в сторону арки.

« Где этот сменщик…» – городовой переключил свое внимание на левое крыло дворца, из-за угла которого должен был появиться долгожданный развод.

Сначала стекла окон первого этажа вспучились, образовав осколками полусферы, брошенные взрывной волной в сторону площади.

Городовой, смотревший в это время как раз в нужное место голубого фасада, успел только сделать большой вдох. Остальное он запомнил в мелочах, потому как время остановилось, чтобы каждая деталь врезалась ему в память.

Огненная стена нашла себе выход, и снизу вверх, сквозь прямоугольники оконных проемов устремилась на волю, извергая жар и пламя, унося с собой обломки деревянных рам.

Мощный звук взрыва поначалу поглотил крики людей, и казалось, они бегут прочь, просто открыв рты, но потом грохот резко прекратился, улетев в черное небо, и с разных концов площади были слышны только плач, женские вопли и хруст огня, пожирающего то место за стеной дворца, где когда-то была дворцовая гауптвахта.

Александр второй, сделав несколько шагов к портрету Багратиона, ощутил, как задрожал пол. Картины с изображениями полководцев качнулись, поддавшись толчкам от стен дворца. Площадь и Александрийская колонна на мгновение осветились желтым заревом, будто в момент праздничного фейерверка, заставившего, однако, людей на площади не радостно прыгать от радости, а падать лицом в снег. Пребывавшие в панике придворные и служители в темноте неосвещенных коридоров не обратили внимания, что мимо них бежал император. Все куда-то бежали, стремясь к свету и свежему воздуху, и никто не заметил, что Александр второй мчался не в покои своей дражайшей супруги, императрицы Марии Александровны, в бессознательном состоянии страдавшей от приступа. Государь бежал на третий этаж, в покои своей настоящей и последней любви, он бежал к княжне Екатерине Долгоруковой…

Лузгин, столкнувшийся с неожиданным препятствием в лице непреклонного часового, принял толчок взрывной волны спиной. От вылетевшей в сторону коридора двери его спас лейб-гвардеец, принявший на себя всю мощь удара. Оглушенный, с разбитым о стену лицом, адъютант не сразу разобрался, в какой стороне эпицентр взрыва. Клубы коричневой кирпичной пыли, смешанной с гарью, не позволяли осмотреться. Только через минуту, когда Лузгин нашел в себе силы приподняться и вытереть кровь, мелкими струйками стекавшую из ушей и носа, ему удалось подползти к краю провала, образовавшемуся между подвалом и первым этажом.

Душа старшего камер-фурьера Фарафонтова, едва успевшего подойти к закрытой на ключ двери плотницкой, наверно теперь сверху смотрела на все происходящее. Она видела, как капитан пытается докричаться до Фарафонтова сквозь стоны еще живых, но покалеченных гвардейцев, как император утешает на плече свою возлюбленную, убирая поцелуями с её лица каждую слезинку, как плотник Батышков торопливо уходит в Триумфальную арку.

Душа старшего камер-фурьера Фарафонтова, взлетев над всей этой адской суетой, посчитала это зрелище слишком трагическим и жестоким.

Душа старшего камер-фурьера Фарафонтова ненавидела эту зиму, этих людей, этот дворец, она страстно хотела туда, где тепло и спокойно. В Ливадию…

Александр II устало выдохнул и присел в свое любимое кресло с высокими подлокотниками.

Сегодня он поймал себя на мысли, что не желал бы такой судьбы никому из своих врагов. Хотел ли он смерти своей? Конечно, нет, но насколько же мучительным было её ожидание.

Таинственная сила, о которой докладывал Дрентельн и неоднократно говорил Костя, достала его в собственном дворце. Есть ли теперь в его империи место, где он сможет чувствовать себя спокойно? Пожалуй, только в объятиях своей любимой Катеньки.