к «таёженке». По-другому быть не могло: «таёженка» жила и ждала, когда вернётся к ней её родное имя…

Шла Марина и хотела встретиться с Комарковым побыстрее.

Солнце склонилось далеко за полдень, а пекло, как в пустыне. В просветах между кустов, когда туда заходила Марина, обдавало стойким жаром. Она пыталась скрыться в тени стоявших поближе к реке старых ветвистых ив, но и там прохлады не ощущала. Даже и река, вся залитая звонким сияющим светом, казалась с водою, нагретой до кипятка.

– А небушко-то какое! – подняла голову Марина. – Как вымытое: ни облачка… Жарынь продержится до самого вечера, – подумала с тревогой: «Это к перемене погоды, накатится гроза».

Дядьку Ефима, в светлой ситцевой рубахе с распущенным подолом, в сдвинутом на затылок картузе, Марина увидела издали. Старик собрался на рыбалку – закинул на правое плечо удилище и вёсла, а в левой руке держал корзину с сачком.

– Дядюшка Ефим. Подождите! – крикнула Марина.

Он огляделся вокруг, не понимая, откуда послышался голос, но, повинуясь, снял с плеча снасти и положил на бревно. Корзину и сачок поставил на землю. Марина подошла скоро и, переведя дыхание, поздоровалась.

– Хорошо, что я застала вас, дядя Ефим, – сказала Марина, не ожидая, когда тот спросит, зачем появилась. – Надо поговорить…

– Какой у тебя разговор-то, доченька?

Марина вздохнула:

– А серьёзный, дядя Ефим. Геннадий Комарков куда-то исчез из посёлка. Вас он не навещал?

– Был, – дядька Ефим поразмышлял. – Позавчера. Ушёл под вечер.

– Долго он пробыл?

– Часа три-четыре.

– А я подумала: он и сейчас у вас. Раньше был гостем частым.

– То раньше… Ныне редко встречались. И в этот раз особых разговоров не было. Немного погутарили об охоте да о рыбалке – на этом, можно сказать, и кончили.

– О Саше не вспоминали?

– Его не касались, Марина Николаевна. Геннадий умолчал, и я не стал заводить старую песню. Ни к чему.

Марина ожидала, что дядька Ефим пояснит, мол, Комарков скрылся от людского общения после предъявленного ему Александром обвинения. Справедливо оно или нет – старик не знает, а то, что затаился Геннадий – примета плохая. Легло что-то тяжкое на сердце его – вот и уединился, чтобы тревогу развеять.

Дядька Ефим заметил: Марина взволнована, надо успокоить и, может, получится, если позовёт испробовать свежего квасу. Позавчера принёс из дому квасники и поставил настаивать в двухведёрной кадушке. Напиток должен уже поспеть. А коли Марина захочет поесть, то ещё уха не остыла, снял её с костра недавно.

Марина не отказалась – ни от квасу и ни от ухи. За столиком, смастерённым из свежих сосновых досок, не потерявших ещё первородной желтизны, Марина сидела, напоминая девочку из сказки. Шла та по лесу, заблудилась и очутилась в красивом тереме в гостях у доброго человека.

Марина с тропы своей не сбилась, а что пришла в терем к приветливому его хозяину, – не сомневалась. Терем стал краше, чем прежде, – добавилось всяких чудесин. Приметила несколько человеческих фигур и зверей. Понаделал их дядька Ефим из корней да комлей деревьев. Подумала: возьмись за это дело она – вряд ли бы что получилось. Одарён старик художническими задатками. Открылась спросить:

– Дядя Ефим, а давно ли вы увлеклись интересной работой?

– Увлёкся недавно, Марина, а знал, что могу, с детства. Только не придавал этому значения. Считал бездельем. А под старость лет руки сами потянулись, мол, пора сказать, на што способны, – дядька Ефим повеселел, молодо сверкнул глазами. Спросил, зная, что ответит:

– Тебе нравятся мои безделушки?

– Нравятся, дядя Ефим. Да это совсем и не безделушки – творения мастера. Им место в музее!

– Неужели, Марина?!

– Правда, дядя Ефим, – помолчала, сомневаясь, что откликнется её себеседник. – Дядя Ефим, хочу спросить, не подарите ли какую часть своих произведений музею нашей школы?

Старик с прищуром взглянул на Марину, потом перевёл взгляд на свои творения. В загадочном молчании прошли одна-две минуты. Однако дядька Ефим успел подумать о многом. Вспомнил случай совсем недавний. Появился в его тереме какой-то изысканно одетый незнакомый человек в очках, с окладистой бородой. Представился: искусствовед, занят научными изысканиями. Пристрастно оглядел терем и все его украшения. Изумился и спрашивает, сколько, мол, запросит хозяин, если гость предложит продать экспонаты. Ефим удивился. И в голову никогда не приходило такое – продать. Купец, что ли, какой он. Гость повёл дальше, мол, разговор затеял серьёзный и готов выложить за изделия тысячу рублей. Ефим замер в ожидании, чем дело кончится. Не отвечает гостю. Тот снова спрашивает: «Мало?» Если мало, добавит. Тогда Ефим узрел: одолевает спекулянт. Ему во что бы то ни стало надо завладеть Ефимовыми «игрушками», старику они ни к чему, а искусствоведу нужны позарез, как живой пример неувядающей силы народного творчества. Вишь, какую взял ноту высокую. Сыскался ценитель добра! Ефим измерил гостя презрительным взглядом: «Истинная красота, мил-человек, бесценна!..»

Рассказывать Марине о встрече с искусствоведом старик посчитал делом необязательным. К чему знать ей о том, что живёт какой-то скупщик драгоценного товара. Лучше порадовать Марину добрым словом. Сказал, волнуясь от радости:

– Всё, что есть в этом тереме, я отдам нашей школе. Пусть детки радуются.

– Себе оставьте несколько, дядя Ефим, – посоветовала Марина.

– Пустой терем не будет. Руки целы, голова свежа – новых «жильцов» наделаю…

Марина поблагодарила дядьку Ефима и засобиралась в обратный путь.

За порогом терема весело сказала:

– До свиданья, дядя Ефим! Скоро приду с ребятами взять подарки.

– Погоди, доченька! – спохватился спросить дядя Ефим. – От Сани что слышно или нет?

– В Родниках он устроился. Колхозным агрономом.

– Надолго?

– Не знаю, дядя Ефим.

– А вы к нему не собираетесь?

– Он пока не приглашает.

Отойдя от терема по затравяневшей тропе к берегу Нии, Марина заметила в её низовьях чётко окаймленную на голубом небосклоне густо-синюю тучу. Она стояла над темневшим залесенным берегом реки и, казалось, тяжело и медленно разворачивалась в её сторону. «Не застала бы в пути», – с тревогой подумала Марина, предчувствуя грозу.

С Нии потянуло прохладой. Марина прибавила шагу. Туча, приближаясь, шла следом. Вот она уже совсем близко, почти над головой, ворочаясь, разрастается. Подобрав до колен подол платья, Марина побежала. Тропа вывела на окольцованную лесом большую поляну. Ноги словно подкосились, и Марина, вдруг охваченная ещё непонятной тревожной радостью, остановилась. Надо идти или бежать, чтобы не застигла гроза, а Марина не может сдвинуться с места, как завороженная, смотрит вокруг. Местечко показалось знакомым. Да это же та поляна, где повстречал на вечеринке Александр Марину! Тогда здесь было шумно и весело. Разливисто звенели песни… Вызвавшись поиграть в «запятнашки», Марина, скрываясь, побежала к берегу Нии… Сегодня здесь тихо, и всё кажется по-другому. Замерли в