После двухчасовых слушаний сенаторы разошлись, Файтер всвоем кабинете принимал силовиков, а Гартвиг привел и яйцеголового. Тот пересталгорбиться, а сквозь стекла очков на президента взглянули очень серьезные глаза.

Бульдинг дружески хлопнул по плечу ученого, тот наблюдал изокна, как сенаторы усаживаются в лимузины и разъезжаются по своим кабинетам.Понятно, что трое-четверо сейчас же отправят по тайным каналам в Израильподробный отчет о слушании.

– Прекрасно проделано, Мордехай!

Тот нервно дернул плечом:

– Не называйте меня этим дурацким именем, генерал! Ивообще, что за нелепая идея так по-жидовски обозвать живого человека?

Гартвиг хлопнул с другой стороны, загоготал:

– Во-первых, сенаторы должны верить, что бомбуразрабатывали и готовы применить против Израиля евреи. А ворон ворону глаз невыклюет, евреи ни за что не нанесут своим соотечественникам большого урона.Дескать, международная еврейская солидарность. Потому выбрали простоееврейское, даже израильское имя…

– Я понимаю, но почему такое дурацкое?

Военный министр захохотал громче. Засмеялись и директор ЦРУс директором Управления национальной безопасности.

– Маленькая ответная месть, – пояснил директорОлмиц. – Когда-то израильтяне очень здорово навешали лапшу нам и всемумиру с помощью подставного «ядерного физика» Мордехая Ванину. Он не был ниядерником, ни физиком, но своей дезой здорово всполошил мир. И, вполневозможно, спас Израиль.

Файтер, не поворачиваясь, задумчиво смотрел на чертеж самойтехнологичной. Сказал негромко:

– А что, если в самом деле применить эти бомбы? Пустьизраильтяне в говне утонут.

– Если бы утонули, – ответил Гартвиг ссожалением. – А то ведь выберутся… Им в дерме поплескаться – за милуюдушу. Так что для надежности лучше уж пройтись по ним сперва ковровымибомбардировками… Да не по разу, а потом на развалины высадить войска. Мы должныдовести до конца те благородные задачи, которые поставил перед собой АлександрМакедонский!

Файтер вздохнул:

– Да, конечно… Он бы сам все сделал, если бы не…

Он умолк, Гартвиг посмотрел на него остро.

– Вы в самом деле так подумали? А что, в этом что-тоесть.

Файтер развел руками:

– Такие вещи должно знать ЦРУ.

Олмиц подумал, кивнул:

– А что, это в их духе. Умертвили самого опасного длясебя человека! Кстати, надо об этом сообщить высаживающимся войскам. Хоть наполпроцента, но это добавит злости. Все-таки Македонский был нашим, военнымчеловеком! А убили его подло, отравили. Чисто по-еврейски!

Стивен, щурясь даже сквозь темные очки, взглянул на синеенебо. Когда же дождь пойдет, нельзя же в такую жару что-то делать, как ониздесь живут, если он, со здоровьем космонавта, чувствует себя развареннойрыбой!

Небо обманчиво нежное, с утра ярко-синее, а сейчас почтибелое. Как из плавильной печи веет от Старого города с его узкими и кривымиулочками, словно прорубленными в камне – серый камень в стенах, камень подногами, камень везде, и ни травинки, а уже чувствуется приближение полудня:раскаленного, душного и настолько сухого, что горло скрипит, как старая жесть.

Стрижи еще носятся с пронзительным криком, потом и онипопрячутся, только победно горит купол мечети Омара.

Он вздохнул и снова в который раз нажал заветные три кнопкина мобильнике. После недолгих звонков щелкнуло, раздался голос, от которогодрогнуло сердце:

– Стивен, привет!.. Я уж думала, не позвонишь…

– Бессовестная, – вскрикнул он. – Я тебезвонил не переставая!..

– Не слышала, – ответила она удивленно. –Может быть, кот нечаянно отключил?

– Кот?

– Да, он любит играть с моими вещами.

– Какой кот, – закричал он так, что прохожиеначали удивленно оглядываться, – ты была недоступна!.. Да и нет у тебяникакого кота!

– Я отключила? – удивилась она. – Это тыбессовестный! Такое со мной проделывал, и после этого называешь менянедоступной?.. Ладно, не оправдывайся, бить не буду. Это, наверное, в нашемгараже, куда я ставлю машину. Там всегда теряется связь. Не понимаю только,если бы в подвал загоняла машину, а то на второй этаж…

– Ты где? – прервал он. – Хочу тебя видеть.

– Когда?

– Как «когда»? – взорвался он. – Немедленно,конечно. А как иначе?

– Ну, Стивен, – засмеялась она, – у нас ещевсе впереди. Куда так торопишься? Смотри, объешься, пресытишься. Сноваразочаруешься…

– Мария, – прервал он. – Ты где?

– Я сейчас вышла из офиса, – сказала она.

– И куда направилась?

– В супермаркете цапну продуктов, закину домой…

Он вскрикнул:

– Через двадцать минут буду у тебя!

Она запротестовала:

– Я не успею!

– Тогда встречу у супермаркета! Это который в двухкварталах от твоего дома? С большой такой пальмой у входа?

– Да…

– Лечу, – ответил он и отрубил связь, пока она ненашла что возразить.

Сердце стучало мощно и радостно, он чувствовал себя так,словно только что принял освежающий душ, мышцы играют, помчался по улице чутьли не вприпрыжку.

Прохожие косились на его вдохновленное лицо, словно онувидел ангела, а он подумал насмешливо, что в самом деле встретил, иначе что сним творится такое, никогда бы не поверил, что будет радоваться, как щенок, чтос ума сходит от ликования при виде горячо обожаемой хозяйки.

Пробегая по краю площади, услышал, как из переулка на тойстороне донеслись выстрелы, яростные крики. После паузы снова выстрелы,винтовочные, автоматные, даже пистолетные.

Там моментально собралась возбужденная толпа, в серединенесколько человек подняли на руки залитого кровью человека. Вокруг бесновалисьи потрясали кулаками, подогревая себя и других, совсем молодые парни, даже подростки.Убитого понесли, но быстро собирающаяся толпа остановила, и сам собой возникмитинг, где почти все кричали и вздымали к небу кулаки. Иерусалим, мелькнуло внего в черепе ироническое, или западный берег Иордана, где точно так же прыгаютарабы, разве что там еще и палят в синий небосвод, благо патроны у них в сотнираз дешевле, чем в США, и продаются на вес?.. Ничего, уже скоро наведемпорядок.

Над головой приглушенно прогремело. Он в недоумении вскинулголову, звук на рокот преодолевающего звуковой барьер гиперзвуковика не похож,в бездонной голубизне за эти пять минут успели собраться белые облачка,прокатился непонятный гром, и вдруг воздух прочертило множество крупныхсверкающих капель.